Дети ночи

Остановились они в двадцати семи лигах от наших стен. Сотни лесов преодолел Мехмед со своим войском, чтобы добраться до подножия Карпат и ворот Тырговиште, но в то утро они вышли еще к одному лесу и остановились, прежде чем пройти через него.

Во время предыдущей зимней кампании против турок я перебил тысячи неприятельских воинов. Страстно желая вести точный счет жертвам среди оттоманцев, я повелел боярам отрезать головы убитых и привозить их домой. К февралю в войсках начался ропот: слишком много накопилось голов, слишком много пропитанных кровью тяжелых мешков. К окончанию кампании я велел пересчитать головы и записать полученные цифры, после чего у голов отрезали носы и уши и отправили их моему другу, иногда даже союзнику, венгерскому королю Ма-тиашу Корвину. Он не ответил на мое послание с приложенными к нему дарами, но я знаю, что полученное им впечатление было сильным.

Счет пленных турок, взятых во время той зимы, шел, конечно, на тысячи. В июне, когда Мехмед приблизился к стенам нашей столицы, в тюрьмах и темницах содержалось более двадцати трех тысяч пленных. И вот, когда все еще огромная, но измотанная и изголодавшаяся армия Мех-меда, исполненная злобной решимости, двинулась маршем, чтобы преодолеть двадцать семь лиг, отделявшие ее от очевидной победы под Тырговиште, она остановилась перед лесом, который я приказал воздвигнуть. Лес представлял собой скопище кольев с насаженными на них двадцатью тремя тысячами турок, причем некоторые из них все еще извивались. На кольях повыше торчали тела любимых военачальников султана, друзей, которых он намеревался выкупить, в том числе Хамза-паши и легендарного грека Фомы Катаволиноса.

Султанский лизоблюд и хроникер Лаоникус Цхаль-кондилес писал о том утре: «Ошеломленный увиденным, не поверив собственным глазам, Император сказал, что он не может отнимать землю у человека, совершающего столь удивительные поступки, осуществляющего власть над своими подданными подобным образом и явно способного на еще более великие свершения».

Так сказал Цхалькондилес. Но нет сомнения в том, что из вонючей пасти его исходила ложь. Если бы вам пришлось там побывать в то утро – а я был там и, сидя на лошади, наблюдал за происходящим с расстояния в поллиги, – то вы бы увидели деморализованное войско, которое в беспорядке повернуло вспять, подальше от трупной вони моего нового леса. И вы увидели бы потрясенного султана, чуть не обмочившего свои пышные шелковые шаровары. Увидели бы, как он приказывает своим воинам вернуться в лагерь, расположенный на расстоянии видимости от моего леса, будто они не могли оторвать взгляд от этого зрелища, и как они, перепуганные, вырыли вокруг лагеря ров глубже, чем Дунай, и зажгли тысячи огней, чтобы удержать меня от нападения. Мне кажется, той ночью я мог бы беспрепятственно пройти в их лагерь и мне достаточно было сделать козу, чтобы все воинство в страхе разбежалось.

Султан Мехмед со своей шайкой начал отход от Тыр-говиште на следующее утро и пошел маршем на Брайлу, к своему флоту, желая вернуться в свою проклятую страну. Мои лазутчики донесли, что султанское войско вошло в Адрианополь ночью, дабы тамошние жители не стали свидетелями его позора, а к тому времени, когда султан вернулся в Константинополь, его когда-то надменные орды анатолийцев, румелийцев, азабов и джаниссаров больше походили на свору истерзанных псов. Однако султан повелел устроить великие празднества по всей стране по случаю его великой победы над Дракулой.

Но хватит о победах над мусульманами. Послушаю-ка лучше разговоры заезжих членов Семьи и домочадцев о войне в пустыне.

Глава 31

Кейт выскочила бы за Джошуа на освещенную факелами территорию вокруг дворца, если бы О’Рурк не удержал ее. Между часовней и башней Киндия, куда несли ребенка, было не меньше сотни стригоев, но она все равно попыталась бы преодолеть это расстояние, если бы не О’Рурк.

– Мы ничего не сможем сделать, – прошептал он. Ярдах в десяти от двери часовни находились охранники. – Посмотрим, куда они его доставят.

Кейт сгребла обеими руками разорванную рубашку О’Рурка.

– Разве мы не сможем последовать за ними?

Он молчал, но она и сама знала ответ: слишком долго им придется ползти назад по тоннелю, они не узнают, в каком из «мерседесов» увезли ребенка, а охранники перехватят любого, кто попытается преследовать их хозяев.

Кейт стукнула кулаком по груди О’Рурка.

– Это просто… невыносимо.

Она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы не разрыдаться, а потом стала смотреть в сторону башни в надежде увидеть сына.

Сторожевая башня Киндия представляла собой каменное сооружение высотой футов восемьдесят-девяносто. Ее четырехугольное основание переходило в цилиндрический корпус, увенчанный зубцами. В свете факелов башня напоминала ладью, сбежавшую с шахматной доски. На стороне, обращенной к часовне, было два сводчатых окна, превышающих по высоте рост человека. Под одним из окон, примерно в сорока футах от земли, виднелся каменный балкончик с металлическими перилами. Кейт заметила проходящую от широкого основания вниз трещину, скрепленную железными скобами.

О’Рурк проследил за ее взглядом.

– Это после землетрясения, что случилось несколько лет тому назад, – прошептал он. – С тех пор башня закрыта для туристов. Чаушеску выделил средства на ремонт, но на том все и кончилось.

Кейт кивнула с отсутствующим видом. Она понимала, что О’Рурк пытается отвлечь ее от мыслей о страшной опасности, нависшей над Джошуа. Что, если они заставят его пить человеческую кровь сегодня ночью? Возможно, это уже произошло. В Снагове она не видела ребенка, как, впрочем и многого другого.