Дети ночи

– Мои соболезнования, доктор Нойман. – Он снова щелкнул ручкой. – А теперь расскажите, пожалуйста, все, что сможете вспомнить о том вечере.

Стараясь удержаться на поверхности накатывавших одна за другой волн боли в руке и голове, преодолевая водовороты, которые грозили затянуть ее обратно, вниз, в темную, готовую принять и поглотить глубину, Кейт начала рассказывать все, что помнила, старательно выговаривая каждое слово.

Когда она открыла глаза, была уже ночь. Белый ночник в стеклянной панели над ее головой служил единственным источником света. О’Рурк опустил книгу, которую читал, и придвинул кресло поближе. На нем был тот же свитер, что и в Бухаресте.

– Привет, – шепнул он.

Кейт находилась между сознанием и забытьем. Она постаралась прийти в себя.

– Это из-за повреждения головы, – тихо пояснил О’Рурк. – Доктор рассказывал о последствиях сотрясения мозга, но вы, кажется, были без сознания и не слышали его объяснений.

– Не мертвый, – с усилием проговорила Кейт. О’Рурк прикусил губу, потом кивнул.

– Да, вы живы.

Она сердито тряхнула головой.

– Ребенок… Джошуа… – Почему-то у нее заболела челюсть при звуке «дж» в имени сына, но она все равно его произнесла: – Джошуа… не мертвый.

О’Рурк сжал ей руку. Кейт не ответила на его пожатие.

– Не мертвый, – повторила она шепотом на тот случай, если вдруг кто-нибудь из людей в черном притаился за шторой или за дверью. – Джошуа… – От боли у нее закружилась голова. – Джошуа не умер.

О’Рурк промолчал.

– Вы поможете, – прошептала она. – Обещайте.

– Обещаю, – ответил священник.

Когда в воскресенье утром пришел Кен Моберли, Кейт была одна. Превозмогая боль, она собралась с силами, намереваясь поговорить с ним, но, едва увидев его лицо, поняла, что сейчас ей будет еще хуже. Даже выражая соболезнования, Моберли весь так и светился фальшивым оптимизмом и напускной бодростью.

– Слава Богу, что вы уцелели, Кейт! – воскликнул он, поправляя очки и вертя в руках принесенный букет цветов. – Слава Богу, что вы живы!

Кейт приложила ладонь к толстому слою бинтов на правом виске. От этого вроде предметы в палате не так плясали перед глазами.

– Кен, что случилось? – Она с удивлением отметила, что собственный голос уже не кажется ей чужим.

Он так и застыл у вазы, в которую собирался поставить цветы.