Женщина выглядит более интересной. Её худое лицо едва видно в тени капюшона. На взгляд Остина, ей около тридцати-пяти, она афро-американка и экзотически красива.
На мгновение, у Остина возникает нехорошее предчувствие насчет этих людей.
— Что ж, друзья, — он слышит слова Губернатора, когда они исчезают из вида, — мы здесь не единственные счастливчики. Вы появились в самое подходящее время. Сегодня ночь сражения...
Остальную часть разговора уносит ветер и скрывает тень, когда толпа поворачивает за угол. Остин выдыхает, необъяснимое чувство страха отпускает и парень направляется в сторону Лилли.
Через минуту он подходит к её дому. Ветер усиливается, подхватывает мусор и кружит его через порог. Остин останавливается, опускает капюшон, убирает с глаз прядь вьющихся волос, повторяя про себя то, что хочет сказать.
Он подходит к её двери и делает глубокий вдох.
* * *
Лилли сидит в старом кресле возле окна, рядом с ней на столике, над поваренной книгой в мягкой обложке, открытой на главе с южными гарнирами, мерцает свеча, когда внезапный стук в дверь прерывает её задумчивость.
Она думала о Джоше Гамильтоне, и всей той еде, которую он мог приготовить, если бы выжил, и смесь горя и сожаления отгоняют от Лилли голод по чему-то большему, чем консервированное мясо и рис быстрого приготовления. Она также много думала о Губернаторе в тот вечер.
За последнее время страх Лилли перед этим мужчиной трансформировался в нечто иное. Она никак не может выбросить из головы то, как Губернатор приговорил убийцу Джоша — городского мясника — к ужасной смерти в лапах голодных ходячих. В смешанных чувствах позора и удовлетворения, в своих тёмных мыслях Лилли вновь и вновь переживает этот акт мести. Мясник получил то, что заслужил. И возможно, только возможно, Губернатор — единственный, кто был способен восстановить эту несправедливость. Око за око.
— Кого чёрт несёт...? — ворчит она, поднимаясь с кресла.
Босиком она пересекает комнату и её рваные джинсы-клёш волочатся по грязному деревянному полу. На ней топ оливкового цвета, с V-образным вырезом на груди, под ним спортивный бюстгальтер, и ожерелье из сыромятной кожи с бусинками вокруг шеи. Её волосы льняного цвета собраны на макушке головы в пучок. Её простоватое чувство стиля, развившееся на товарах из секонд-хенда и Армии Спасения Мариетты, сопротивлялось до конца в пост-эпидемическом мире. В каком-то смысле, чувство стиля стало её бронёй, её защитным механизмом.
Она открывает дверь и смотрит на Остина, стоящего в темноте.
— Прости за беспокойство, — застенчиво произносит он, сжимая руки, словно они вот-вот отвалятся. Вокруг узкого лица затянут капюшон толстовки и на какой-то краткий момент Лилли не узнаёт его. Его глаза потеряли надменный блеск, который постоянно мерцает в них. Выражение лица смягчилось, и сквозь твердую раковину проявился живой человек. Он пристально смотрит на неё. — Ты не занята?
— Да, я как раз говорила по телефону со своим биржевым маклером, перводила миллионы с офшорных хедж-фондов, — смеётся она.
— Мне зайти позже?
— Это была шутка, Остин. Помнишь, юмор? — вздыхает Лилли.
— Точно, — печально кивает он. Он изображает улыбку. — Я немного торможу сегодня.
— Что я могу для тебя сделать?
— Ну...хм. — Он оглядывает тёмную улицу. Практически весь город сейчас на арене на ночном гулянии. Только ветер гоняет мусор вдоль пустых тротуаров и шумит теперь бесполезными линиями электропередач, производя жуткий жужжащий звон. Лишь несколько людей Мартинеса с АР-15 и биноклями патрулируют на баррикадах. Время от времени прожектор освещает серебряным лучом соседние леса. — Я подумал, что если ты не очень занята, — он запинается, избегая встречаться с ней глазами, — может, начнём обучение сегодня?