Отдалённый треск новых выстрелов заставляет обоих вздрогнуть.
Они доходят до конца главной магистрали, где две улицы пересекают в темноте замшелый железнодорожный переезд. Во мраке ночи сломанный уличный указатель и заросли травы, доходящей им до плеч, выглядят так, будто мир заканчивается именно здесь. Лилли останавливается, мысленно готовясь идти в одиночку к своему жилищу в северной части города.
— Что ж, ладно, в любом случае... — Остин, похоже, не знает, что делать со своими руками. — Вот ещё одна бессонная ночь.
Она устало усмехается.
— Скажу тебе кое-что. Почему бы тебе не пойти ко мне и не утомить меня ещё больше своими россказнями про сёрфинг на побережье Панама Сити Бич? Чёрт, может быть ты будешь настолько скучным, что я смогу уснуть.
На мгновение Остин выглядит так, будто из его ноги наконец выдернули занозу.
* * *
Они устраиваются на ночь в импровизированной гостиной Лилли среди картонных коробок, ковровых обрезков и всякой ненужной дребедени, брошенной безвестными бывшими жильцами. На облупленном подносе Лилли приносит немного растворимого кофе, они садятся у фонаря и просто болтают. Они говорят о своём детстве (как выясняется, схожие безобидные задворки пригородов с их тупиками, скаутскими отрядами и жаровнями для сосисок), затем вступают в ставшую теперь привычной дискуссию о том, что они будут делать, если и когда найдётся лекарство от эпидемии и все эти проблемы исчезнут. Остин говорит, что, скорее всего, переберётся в местечко потеплее, найдёт себе хорошую женщину, осядет и будет делать доски для сёрфинга или что-то в этом роде. Лилли делится с ним мечтами о том, как она станет дизайнером одежды, отправится в Нью-Йорк — как будто Нью-Йорк всё ещё существует — и завоюет известность. Лилли обнаруживает в себе всё возрастающий интерес к этому растрёпанному благодушному юноше. Она изумляется тому, какой славный и мягкий человек кроется под маской развязного стиляги. Она задумывается, не была ли эта игра в плейбоя этаким испорченным защитным механизмом. Или может быть, он, как и любой другой выживший, просто пытается справиться с тем, что не имеет названия, но чрезвычайно похоже на какое-то вирусное стрессовое расстройство. В любом случае, независимо от своих прозрений насчёт Остина, этой ночью Лилли рада компании, и они разговаривают до рассвета.
В какой-то момент, очень поздней ночью, после затянувшейся неловкой паузы, Лилли окидывает взглядом своё тёмное жилище, раздумывая и пытаясь вспомнить, куда она засунула свою небольшую алкогольную заначку.
— Знаешь что? — говорит она в конце концов. — Если память мне не изменяет, то кажется, у меня есть полбутылки ликёра Southern Comfort. Так, припрятала на всякий случай.
Остин многозначительно смотрит на неё.
— Уверена, что хочешь с ней расстаться?
Девушка пожимает плечами, встаёт с кушетки и шлёпает через всю комнату к груде ящиков.
— Когда, если не сейчас, — бормочет она, роясь среди запасных одеял, бутылок с водой, амуниции, бинтов и средств дезинфекции. — Приветики, дорогуша, — говорит она наконец, добравшись до чудесно гравированной бутылки с жидкостью чайного цвета.
Она возвращается на место и откручивает крышку.
— За крепкий ночной сон, — провозглашает она тост, делает большой глоток и вытирает губы.
Она садится на диван рядом с ним и передаёт бутылку. Остин, вновь поёжившись от боли в боку, отхлёбывает из бутылки и кривится от обжигающей горло жидкости не меньше, чем от швов между рёбрами.
— Боже, я такая размазня!
— О чём ты? Ты не размазня. Молодой парень твоего возраста, в постоянных бегах... крутые фортеля вне безопасной зоны, — она берёт бутылку и делает ещё один глоток. — Все у тебя будет в порядке.
Он адресует ей взгляд.