Расстояние

Его зовут Шон, он сын Робби, хотя с отцом у него нет ничего общего – ни бульдожьей головы, сидящей на бычьей шее, ни перекачанного торса. Он строен и легок в движениях, утонченные, изысканные – в мать – черты лица. Я видела ее фотографию; мать Шона уже много лет лежала в могиле, когда Робби стал работать на Томаса Дрю, его сыну тогда было семь лет. Маленький мальчик из Вест-Хэма. Робби мечтал, что сын станет знаменитым футболистом – согласился бы и на электрика или водопроводчика, – но, видимо, кровь играет не последнюю роль; теперь Шону двадцать один год, и он занимается слежкой, как и его отец.

Как только вчера я закончила излагать Робби план действий, он сказал:

– Пошлите Шона.

Еще до моего прихода молодой человек познакомился с привратником, представившись агентом по недвижимости. Документами я занималась сама, дело неотложное, и они были не лучшего качества. Но, похоже, личность Кэтрин Галлахер спустя год ни у кого не вызывает интереса. Шон отлично выглядит в дорогом темном костюме, хорошо пахнет, а следовательно, вне подозрений.

Открываю дверь в комнату: свет из коридора проникает в гостиную. Жалюзи опущены. Решаю их не открывать, вместо этого пытаюсь нащупать выключатель. Вспыхивает свет.

Диван, стол со стульями, телевизор, музыкальный центр. Шкаф с книгами по медицине и аккуратно сложенные стопки журналов. Но ни одной любительской семейной фотографии, списка покупок, грязных кружек, засохших цветов – ничего из жизни обычного человека. Комната похожа на стенд в магазине мебели с пустотами, позволяющими покупателям дополнить обстановку, проявив фантазию. Смотрите, вы тоже могли бы так жить, но не живете, верно? А она жила. И еще она жила в больнице, в отделении интенсивной терапии. Неудивительно, что квартира похожа на пустую полку.

Прошлый вечер я потратила на изучение личного дела врача Кэтрин Галлахер. Все ослепительно и блестяще: отличные результаты экзаменов, дополнительный год в институте, чтобы приобрести степень по медицине, место в штате лучшей больницы, список опубликованных работ, начиная со студенческих времен, научная деятельность по теме неврологических проблем в интенсивной терапии – краткое описание с изобилием профессиональных терминов. Что же скрыто за этой биографией? Эмоциональная незрелость блестящего специалиста, расчетливость амбициозного человека, одиночество трудоголика? Документы не дают ответы, но содержат высказывания коллег: она жила работой, все в ее мире вращалось вокруг работы.

Где-то за всем этим скрыта причина, по которой ее хотят убить.

Просматриваю цифры. Никаких нарушений, статистика смертности не выше, чем в среднем по отделению. Ни одна смерть не укрылась от глаз на фоне всех, ставших привычными, смертей, переломанных тел, с травмами, несовместимыми с жизнью… Я перебираю случаи с летальным исходом в поисках того единственного, что требовал секретности. Пока все безуспешно.

Кухня, совмещенная с гостиной. Открываю ящики, шкафы: банки и баночки выстроены в ряды. Бокалы всевозможных форм и размеров. Аккуратные стопки тарелок. Похоже, доктор Галлахер использовала лишь один предмет из каждого набора.

Спальня. Постель тщательно убрана. Направляюсь к шкафу. Костюмы, брюки, юбки, блузы, свитера, парочка джинсов, белье. Все отменного качества и цветов, которые должны ей подходить. Ничего для вечера. Ничего безрассудно шелкового, блестящего. Приглядываюсь внимательнее – в ее гардеробе нет экстравагантных вещей, как и легкомысленных, купленных спонтанно, в угоду минутной прихоти.

Год назад здесь проводили обыск. Умелые руки в перчатках прикасались к этим вещам, открывали ящики и шкафы, проверяли карманы. Они ничего не нашли. Что ж, теперь моя очередь.

Я внимательно осматриваю каждую вещь в гардеробе. Исследую каждый ящик. Двигаю мебель, ползаю под кроватью с фонариком. Перебираюсь в ванную, где пробегаю глазами пузырьки в шкафчике, стоящие в идеальном порядке. Немного декоративной косметики – хорошие марки, нейтральные оттенки, – но ни одного флакончика духов. Пластырь, гигиенические средства, парацетамол, антисептики – никаких более серьезных лекарств.

Возвращаюсь в гостиную. Дверь в коридор открыта, в прихожей стоит Шон, вытянувшись по струнке, словно ожидая команды.

Осматриваю все книги в шкафу, один за другим изучаю диски, поднимаю телевизор и музыкальный центр, но лишь для того, чтобы полюбоваться на блестящую поверхность, где не скопилась пыль.

На тумбочке передо мной лежат рекламная листовка службы уборки квартир, купюра в двадцать евро, сувенирная ручка известной фармацевтической компании, несколько монет, скрепка и визитка, найденная между книгами. Немного.

Вокруг меня кружатся и оседают пылинки. Что я узнала? Кэтрин была чистоплотная, одинокая и необщительная. Но все это было ясно из документов.

Все, к чему ты готовилась с детства, чем хотела заниматься, была медицина. Ты много лет работала по шестнадцать часов в день. У тебя не было личной жизни. Если ты и ходила в спортивный клуб, то не для того, чтобы поболтать с подружками за чашечкой капучино. Ты жила одна, работала как лошадь, плавала без остановки в бассейне, принимала душ и уходила. Затем возвращалась домой, отказывала себе в ужине, читала медицинские журналы, работала над статьей, ложилась спать, чтобы с утра приступить к работе.

Кого ты убила, Кэтрин, и зачем?

Перед глазами всплывает лицо женщины, она смотрит на меня и молчит.