Я смогла связаться с ним уже после двух часов дня. Я застаю его в баре, и он может говорить, обезопасив себя шумами на заднем плане: перезвоном стаканов, смехом, выкриками и джазовыми мелодиями.
– Что скажете под эту прекрасную мелодию Майлза Дэвиса?
– Кэтрин Галлахер.
– Минутку. – Он не один. Вполголоса произносит в сторону: – Извини, срочный разговор. – Ответ теряется в общем гуле. И затем в трубку: – Что вас интересует?
– Она не совершала самоубийства.
– Вы нашли тело? – Голос становится резким.
– Нет.
– Но она мертва?
Я оставляю вопрос без ответа.
– С ней что-то случилось. Возможно, это связано с работой. Она что-то сделала или узнала. И за это ее преследуют. Если бы мы смогли выяснить…
– Мы?
– Мы.
Эллис молчит. Предложение сделано, он пытается понять, что за этим стоит.
– Вы знаете больше, чем говорите.
– Я рассказала ровно столько, сколько сейчас вам положено знать. Но и у меня информации немного.
– Какие у вас основания полагать, что исчезновение связано с ее работой?
– Вы читали дело. У нее в жизни ничего не было, кроме работы.
– Считаете, она что-то натворила? Что же? Угробила пациента? Полагаете, у нас появился второй Шипман? Кто же тогда выступил в роли медсестры?
Джо Эллис думает о том, что, взяв на себя роль бога, человек порой принимает решение ускорить наказание; или об искателях приключений, готовых ради порции адреналина на любые безрассудства. Нет, все это не подходит. По словам Филдинга, клиент отзывался о содеянном ею как о чем-то вопиющем, ужасающем.
– Если имела место врачебная ошибка, – продолжает Эллис, – почему ничего нет в отчетах?