Фрагменты

Не говори глупостей? Трудно их не говорить, когда они являются частью жизни.

Настя опоздала на занятия впервые в жизни. Девочки уже разминались.

– Анастасия! – прогремел на весь зал грозный голос Надежды Андреевны. – Почему опоздала?

– Я уроки делала, – солгала Настя.

– После занятий отработаешь. – Надежда Андреевна развернулась к группе и, похлопав в ладоши, произнесла: – Девочки, к станку, приступим. Сегодня мне надо оставить вас, милые мои. Луиза проведет урок.

Как только за Надеждой Андреевной закрылась дверь, звуки фортепиано стихли. Настя повернулась туда, где обычно стоял проигрыватель. Луиза вынула диск с классической музыкой и вставила свой.

– Сегодня мы будем современными. Классика устарела, как говно мамонта.

Настя услышала смешок за спиной, но не обернулась.

– Тренд сезона, – провозгласила Луиза. – Эксенсис будем проводить под джаз.

Настя ничего не имела против этой музыки, как, впрочем, и какой-то другой. Но… После смерти отца ей вообще не хотелось танцевать. Она себя заставляла, насильно затягивала на занятия. И под звуки фортепиано неплохо было бы забыть о смерти отца, об инциденте на похоронах, о дядьке, обо всем плохом. Джаз не мог ей всего этого дать. Как к музыкальному направлению к джазу она относилась хорошо. Дело в том, что отец любил эти музыкальные импровизации. И всегда орал на нее, когда она включала Вивальди «Времена года» или что-нибудь из Моцарта. Воспоминания снова нахлынули на нее. Настя поняла, что стоит лицом к зеркалу и сжимает до побелевших косточек палку станка, когда Луиза ударила ее по спине.

– А ты что, особенная?

– Я не могу, – вдруг сказала Настя.

– Танцуй! – Новый тычок в бок заставил ее развернуться.

– Танцуй, тварь! Иначе вылетишь!

Она не хотела вылетать. Она ненавидела Луизу и с удовольствием вцепилась бы ей в глаза, но любимица преподавательницы с расцарапанным лицом – это стопроцентный вылет. Настя развернулась боком к зеркалу, с трудом оторвала правую руку от станка и стала в стойку.

– Вот и умничка, – произнесла Луиза и улыбнулась. – Сегодня мы разучим элементы литовского народного танца.

Настя заплакала, но к Луизе в течение всего урока так и не повернулась. Слезы высыхали и снова появлялись. Настя повторяла все па в точности за Луизой, но строгий педагог все равно находил изъяны. К концу урока Настя была измотана, и, когда Луиза на манер Надежды Андреевны похлопала в ладоши, она просто села в центре зала.

– Все, девочки, в душ. А неумехи должны заниматься еще, – произнесла Луиза и засмеялась.

Настя больше не плакала. Она прошла в раздевалку, достала свой диск и вернулась в студию. Вставила в проигрыватель, выбрала Karl Jenkins Palladio, установила функцию «повтор одной песни» и нажала «пуск».

Луиза считала себя успешной. В свои девятнадцать зарабатывать танцем не меньше Надежды Андреевны, протанцевавшей лет шестьдесят, – это круто. И дело было совсем не в гастролях с местной труппой народного танца. Луиза нашла себе занятие по душе. Занятие, узнай о котором Надежда Андреевна, не плясать бы ей под «Камаринскую» по городам и весям. Выгнала бы ее Надежда из труппы, да и из студии взашей. Луиза танцевала в «Золотом Драконе», и, понятное дело, ее творчество имело мало чего общего с народным танцем, какой бы народ она ни решила представлять.