Карлссон сдался.
Джейк не пошел с ним в комнату Майкла Рейли, предпочел подождать в машине: его предупредили о собаке. Ее приковали к радиатору отопления, но она все равно рычала и бросалась на Карлссона, который уже начал побаиваться, что радиатор того и гляди сорвется с креплений. В комнате было душно и стоял тяжелый запах собачьей шерсти, экскрементов и собачьих консервов, которые были насыпаны в пластмассовую миску на полу. Но зато Майкл Рейли оказался самым разговорчивым из трех оставшихся обитателей хостела. Он бродил по комнате, тыча указательным пальцем в воздух. Метески – наркоман, а Лайза Болианис не видит, что происходит у нее под носом, но он, Майкл, может кое-что сообщить инспектору. Он хочет на все сто сотрудничать с расследованием. Известно ли полиции, например, что сюда приходят дети, чтобы купить наркотики, – именно дети, не старше четырнадцати? Это неправильно. Он понимает, что не ему говорить о таких вещах, но те дни для него уже в прошлом: он отбыл срок, взялся за ум и теперь не свернет с пути праведного. Он просто хочет помочь.
– Я это вижу, – торжественно заявил Карлссон. Он провел в полиции Лондона достаточно времени, чтобы отличить любителя крэка. – Можете рассказать что-нибудь о Мишель Дойс?
– О ней? Она меня сторонилась. Я стараюсь быть приветливым с людьми… но с местными это тяжело. В первый раз, когда я увидел ее, она хотела угостить меня чаем, но затем передумала. Наверное, из-за Косячка. Ты ей не приглянулся, верно, Косячок? – Косячок зарычал, с нижней челюсти у него полилась слюна. Радиатор задрожал. – Она редко здесь появляется, постоянно бродит по улицам и собирает всякий хлам. Я однажды заметил ее на берегу реки во время отлива: она ковырялась в грязи.
– Вы когда-нибудь видели ее с кем-то еще?
Он покачал головой.
– Я даже почти не слышал, как она разговаривает.
– Люди, пользовавшиеся комнатой мистера Метески, когда-нибудь заходили в остальную часть дома?
– Я знаю, на что вы намекаете.
– Тогда отвечайте на вопрос.
– Нет. Не заходили.
– А в комнату Дойс?
– Она держалась особняком. Очень грустная дамочка, если хотите знать мое мнение. Иначе почему она в результате оказалась в такой дыре? Вы бы не остались здесь, если бы вам было куда идти, верно ведь? Правда, у меня есть собака, да, Косячок? Мы друг друга развлекаем.
Из бочкообразной груди Косячка вырвался дикий рык, и Карлссон увидел белки его закатившихся глаз.
Фрида поднялась на мост Блэкфрайерз, остановилась посредине, посмотрела на запад, на «Лондонский глаз» и Биг-Бен, затем на восток, на гладкий купол Собора святого Павла, – все мерцало и растворялось в падающем снеге, который, попав на тротуар, тут же превращался в слякоть. Затем она стремительно двинулась дальше, пытаясь отбросить чувство страха и уныния, даже не притормозила на Смитфилдском рынке или на Сент-Джон-стрит и наконец добралась до Ислингтона. И вот уже она стоит перед домом Оливии и Хлои, явившись за пять минут до начала урока по химии с племянницей. Она постучала и услышала топот ног. За последние несколько месяцев Хлоя выросла и похудела. Ее коротко обрезанные волосы торчали пучками разных размеров, и Фрида спрашивала себя, уж не сама ли Хлоя себя постригла. Вокруг глаз у нее были черные круги от размазавшегося карандаша, а в носу новый пирсинг. На шее красовался уже побледневший засос.
– Слава богу, ты пришла! – подчеркнуто трагично воскликнула Хлоя.
– А что случилось?
– Мама в кухне. С мужчиной.
– Разве это трагедия?
– Она нашла его в Интернете.