Абандон. Брошенный город

«Помнишь мистера Сейки?»

«Да».

«Говорят, тебя видели с ним два дня назад».

Лана убирает за правое ухо выбившуюся прядку.

«Мы столкнулись на рынке».

«И ты обозвала его мошенником, ругала за…»

«Он не друг тебе, Джон. Он втянул тебя во все это, и… – Лана плачет. – Все из-за него. Ты изменился. Ты уже не такой, каким был до того, как…»

«У тебя острый язычок, Лана. И пускать его против такого человека, как Сейки, не стоило».

«Я говорю правду. Ты проиграл наш дом».

«Я верну его».

Он опускает руку в карман, достает бритву и кладет ее на пианино.

«Как? На какие деньги? Думаешь, тебе позволят играть в кредит? Да они все, наверное, смеются сейчас над тобой…»

«Я же сказал. У меня еще осталась одна фишка, и она лучше любого самородка, любой банкноты».

Муж закрывает глаза, и она думает, что сейчас он потеряет сознание, надеется на это, но он поднимает руку, шарит по верху «Стейнвея», находит между свечами инкрустированную аметистом жеоду, доисторическое яйцо с фиолетовыми кристаллами, которое вспыхивает в свете люстры, когда он бросает его в голову Лане.

* * *

Сереющий мир… багровые и черные взрывы заслоняют небо… нависшее лицо проповедника… «Я умру на этой полянке», – думает Лана и рвет, рвет его сюртук.

– Все кончится через минуту, – сообщает он своей жертве.

Пальцы ее левой руки нащупывают что-то металлическое в его внутреннем кармане…

* * *

Джон сжимает ей горло… мир сереет… черные и багровые пятна взрываются, заслоняются потолок и лицо мужа… я умираю, думает Лана, царапая ему глаза.

«Извини, Лана. Мне нужно вернуться в игру».

* * *

Все цвета вокруг умирают… серое уходит в черное… проповедник извиняется, слезы текут по его лицу, щиплют ее глаза, и где-то, на грани восприятия, далекое вуф и следом нарастающий гром.