Абандон. Брошенный город

22
18
20
22
24
26
28
30

Желтые сосны-пондерозы росли теперь вперемешку с гамбельскими дубами. Туман висел среди деревьев серыми занавесями. Холодный дождь моросил не переставая, и в воздухе стоял запах мокрой хвои. Эбигейл уже час шла через лес, когда набрела на речушку и, упав на колени, зачерпнула полную пригоршню воды, такой холодной, что у нее свело зубы.

После полудня она вышла из долины. Дождь прекратился, и открывшийся девушке пейзаж – широкая, окруженная лесистыми горами равнина, – выглядел как будто знакомым. На верхних склонах, там, где за них цеплялись низкие, темные облака, верхушки деревьев сияли белыми снежными шапками.

Примерно в миле за полем Фостер заметила скальный гребень. Нарисованная Лоренсом карта указывала, что ей нужно было преодолеть его.

Перспектива пересечь открытое пространство представлялась журналистке довольно рискованной, но ничего другого ей не оставалось. Собравшись с духом, Эбигейл рванула через высокую, по колено, траву, рассчитывая, что туман все же укроет ее от опасности. Оставив за спиной полмили, она нырнула за валун и села передохнуть. Во рту у нее пересохло, а стертые подошвы горели, и в ботинки стекала теплая кровь. Высунувшись из-за валуна, девушка бросила взгляд на вход в десятимильную долину, поднимавшуюся до самой Пилы. Бухнул гром. Или выстрел? Эбигейл бросилась на траву. Сердце ее застучало в пропитавшуюся влагой землю.

Остаток пути до конца поля она проделала на четвереньках – из страха и из-за боли в стертых до крови ступнях. Снова пошел дождь. К стертым подошвам добавились сбитые коленки и ладони.

На последние полмили у Фостер ушло около часа, но в конце концов она все же добралась до подножия длинного гребня.

Там она выпрямилась, но, едва пройдя несколько ярдов, поняла, что перерыв в прямохождении не пошел ей на пользу. Каждый новый шаг отзывался еще большей болью, так что ступать приходилось попеременно либо на пятки, либо на пальцы, и она сто раз пожалела, что прошлой ночью, когда была такая возможность, не позаботилась о волдырях и не подложила в обувь какие-нибудь салфетки.

Поднимаясь по горному скату, Эбигейл наловчилась идти в определенном ритме – два шага, пауза, вдох и так далее. Она помнила, что, спускаясь по этому же склону, они шли по какой-то тропинке, но искать ее не стала, посчитав, что так будет безопаснее.

Выйдя на поляну, журналистка увидела далеко внизу открытое пространство – поле жухлой травы, усеянное уже не валунами, а галькой. И там, внизу, что-то двигалось. С высоты примерно в пятьсот футов это что-то имело размеры муравья, но при более внимательном рассмотрении оказалось человеком, бегущим в ровном, неустанном ритме.

Девушка прибавила шагу. Склон стал круче; повсюду – и на земле, и на деревьях – лежал снег. Облака встретили ее холодом, сумраком и порывами ветра со снегом, лес окутал густой – гуще дыма – серый туман. Из-за крутизны ската подниматься приходилось на четвереньках, и оставалось только удивляться, как это деревьям удается держаться в этих местах вертикально.

В конце концов Эбигейл вскарабкалась на вершину гребня. Облака проносились мимо, цепляясь за деревья. Она снова побежала, кряхтя от боли каждый раз, когда наступала на камень. Скоро начался спуск, и ей пришлось уже с силой вбивать пятки в снег, чтобы сохранить некое подобие контролируемого падения.

Тихий шорох, ошибочно принятый ею за шум ветра, сделался громче. Вынырнув из облаков, Фостер обнаружила, что снега уже нет и шумит не ветер, а напоенный осадками поток, вьющийся внизу, примерно в тысяче футов, по дну каньона лентой шоколадного молока с просветами белой воды.

Она снова побежала. Река на водоскатах грохотала все громче, так что вскоре у девушки уже закладывало уши.

Увидев наконец то, к чему она так стремилась, Эбигейл впервые за несколько дней почувствовала, что шанс на спасение все же есть.

В четверти мили от начала каньона, ровно на том месте, где их и оставили, – на придорожной лужайке – стояли «Бронко» Джеррода, трейлер, в котором перевозили лам, и голубой «Субурбан» Скотта.

* * *

Уже темнело, когда журналистка вышла на тропу в двух сотнях футов над дорогой на Силвертон. Поиграв в «американские горки», тропа выровнялась и выбежала из ельника на поляну.

Фостер еще хватило сил прибавить скорости, и она побежала, а точнее, поковыляла на истерзанных до состояния отбивной ногах, роняя слезы – не только боли, но и облегчения.

Добравшись до «Субурбана», Эбигейл, глотая воздух, упала на траву рядом с водительской дверцей. Все ее тело, каждая его клеточка, требовали отдыха, протестуя против издевательств последних семнадцати миль.

Она подняла голову и посмотрела через поляну в ту сторону, откуда уходила в лес тропа. Прошлась по ней взглядом – до первой горки, потом до второй, до следующего поворота…

Он появился перед третьим поворотом – мужчина, с неутомимой настойчивостью бегущий между деревьями.