Четыре сезона

22
18
20
22
24
26
28
30

Тодд опустил глаза. Сейчас он не улыбался. Если отец повышал голос, значит, дело действительно дрянь.

– Боже милостивый, да такого никогда не было! Неуд по алгебре! Как это понимать?

– Не знаю, пап. – Пристыженный, Тодд не поднимал глаз.

– Мы с мамой считаем, ты слишком часто бываешь у мистера Денкера, а на учебу времени не остается. Судя по всему, придется ограничить ваши встречи только выходными. По крайней мере пока ты не подтянешься…

Тодд поднял глаза, и Боудену показалось, как в них сверкнуло бешенство. Он нервно сжал в руках табель… но Тодд уже

смотрел открыто и виновато, всем своим видом выражая смирение. Может, ему только показалось? Не похоже. Боуден почувствовал, что сбит с толку, и даже растерялся. Тодд не мог разозлиться, и Боуден вовсе не хотел разозлить сына. Они всегда были друзьями, и Дик этим очень гордился и дорожил. У них не было друг от друга никаких тайн. Правда, Дик Боуден иногда изменял жене со своей секретаршей, но разве таким делятся с тринадцатилетним сыном? Тем более что это абсолютно никак не отражалось на их семье. Это вообще не в счет, ведь мы живем в безумном мире, где убийцы разгуливают на свободе, старшеклассники сидят на героине, а у ровесников Тодда находят венерические болезни.

– Нет, пап, пожалуйста, не надо. Я хочу сказать, мистер Денкер ни в чем не виноват, и не надо за меня его наказывать. Я исправлюсь! Честно! А эта алгебра… она у меня сразу не пошла. А потом мы несколько дней позанимались вместе с Беном Тримейном, и сейчас я начинаю въезжать. Просто… даже не знаю. Сразу как-то не врубился.

– И все-таки ты проводишь с мистером Денкером слишком много времени, – сказал Боуден, смягчаясь. Ему было трудно отказать Тодду, и к тому же… он, черт возьми, прав, когда говорит, что старика наказывать не за что. Тот наверняка ужасно радуется, когда кто-то скрашивает его одиночество.

– А мистер Сторрман, учитель алгебры, настоящий зверь! – продолжал Тодд. – Он многим поставил пары, а троим даже колы!

Боуден понимающе кивнул.

– Я не буду к нему ходить по средам, пока не исправлю отметки. – Тодд следил за реакцией отца по глазам. – И начну оставаться в школе и заниматься после уроков, пока не подтянусь. Обещаю.

– Он тебе так нравится?

– Он прикольный! – Ответ прозвучал искренне.

– Что ж… ладно. Пусть будет по-твоему. Но в январе я жду хороших отметок. Это ясно? Я думаю о твоем будущем. Ты, наверное, считаешь, что за ум надо браться в старших классах, но это не так. Отнюдь! – Если мать любила приговаривать: «Остатки сладки», то отец любил слово «отнюдь».

– Я понял, пап, – серьезно, по-мужски, произнес Тодд.

– Тогда ступай и возьмись за ум! – Боуден вернул съехавшие очки на место и похлопал сына по плечу.

Тодд широко улыбнулся:

– Договорились, пап!

Дик проводил Тодда довольным взглядом. Таким сыном можно только гордиться! И тогда в его глазах промелькнуло вовсе не бешенство. Может, уязвленное самолюбие, но уж точно не ярость, как ему вдруг показалось. Своего сына он знает и отлично понимает – у того буквально все написано на лице. И между ними всегда было полное взаимопонимание.

Считая отцовский долг выполненным, Дик Боуден с легким сердцем развернул чертежи и склонился над ними.