– Мне все равно. Я все время был один.
Он не мог оставить мальчика одного перед виллой. Снаружи все еще находился убийца, а может, и двое убийц. Но Вехтер не мог и принудить Оливера. Это доходчиво объяснила женщина из управления по делам молодежи. В четырнадцать лет у каждого есть право на собственное несчастье.
– У тебя есть друг, которому ты можешь позвонить?
– Нет, черт побери. Я просто хочу выспаться.
«Конечно выспишься, только сначала расскажешь мне всю историю», – подумал Вехтер.
Он произнес это вслух. Или мысль вылетела, а Оливер сумел ее поймать и прочесть.
– Вы ведь уже все знаете.
– Ни черта я не знаю, – ответил Вехтер. – Вчера умер один старик.
– Ну и что? Старые люди иногда умирают.
– Его убили.
Оливер впервые взглянул на комиссара, было слишком темно, чтобы прочесть эмоции на его лице. Это был Оливер или тот ребенок-уродец, который его защищал?
На секунду Вехтер потерял бдительность: перед ним образовался просвет, и какой-то джип вклинился вперед, мигая аварийными огнями. Когда-нибудь они поставят синие мигалки на крышу и будут разъезжать, как русские олигархи.
Оливер прижал рюкзак к себе.
– Я не хотел тебя пугать, – произнес Вехтер.
– Я и не боюсь.
И это вранье. Вехтер носом чуял его страх.
– Я подожду с тобой, пока приедут коллеги.
– Мне не нужно, чтобы меня кто-то защищал.
– Иногда это неплохо – оказаться под чьей-то защитой.
Оливер молчал. Кто до сих пор защищал его? Отец? Роза Беннингхофф? Вехтер перегнулся на заднее сиденье и нащупал холодный пластик пакета для улик. Собственно, он хотел придержать эту вещицу для сегодняшнего допроса. Но до этого дело не дошло. Последний джокер.