— В чем же дело?
— Я здесь живу.
— И что?
— У меня здесь работа, родители… Я просто… не могу.
Глен вспомнил мать, вспомнил свою собственную жизнь.
— Но вы уезжаете каждое лето…
Мелани рассмеялась.
— Не буду спорить, это дает мне ощущение свободы.
— Почему бы не уехать навсегда? Знаете, до смерти матери я и сам жил не так, как хотел.
— В этом все и дело: ваша мать умерла. В противном случае вы не уехали бы. Не бросили бы работу. Не оказались бы тут.
— Нет, — признался он. — Но мне давно следовало это сделать. И вам тоже. Не обязательно уезжать далеко. Например, в Спрингервилл. Или в Рандалл. Там вы можете работать в школе, жить своей жизнью среди людей, ничего не знающих о вашем происхождении; сможете понять, кто вы и что хотите, и в то же время быть рядом с родителями, иногда возвращаться в родной город, навещать их по выходным, если захотите…
— Звучит заманчиво.
— Вам ничего не мешает.
— Я подумаю, — Мелани улыбнулась, и в ее улыбке Глен прочел благодарность. Если б он был увереннее в себе, если б знал ее дольше, если б был другим человеком, то обнял бы ее. Момент, похоже, самый подходящий. Но Глен лишь улыбнулся в ответ, и они снова медленно пошли по улице.
Он обнаружил, что пытается представить, каким Мелани была ребенком, подростком. Они примерно одного возраста, и ему стало интересно, подружились ли бы они, если б встретились тогда: может, дружили бы в старших классах школы, ходили на танцы, потом на свидания, потом поженились бы и завели детей… И жизнь была бы лучше той, которая у него теперь?
Они молча шли по улице. Долгая пауза в разговоре на этот раз была вызвана неловкостью. Глен заглянул в большое окно аккуратного дома. В гостиной горел свет, хотя солнце еще не зашло. На диване сидели мальчик и девочка и смотрели телевизор. Их мать, устроившись в мягком кресле, читала журнал. Глен снова повернулся к Мелани.
— Послушайте, — решился Глен, — я могу вас как-нибудь пригласить на свидание?
— А у нас разве не свидание?
Он нервно покашлял.
— Не знаю. Свидание?