— Совсем потерял форму, — сказал он, отдуваясь и вытирая пот со лба.
Мелани рассеянно улыбнулась.
— Минутку, только отдышусь.
— Давай я сфотографирую, — предложила она.
— Подожди здесь, — собравшись с духом, Глен направился к церкви.
— Я пойду с тобой.
— Нет, я вернусь через минуту!
Он поднялся по ступеням и вошел внутрь.
Света маловато, а вспышки у фотоаппарата не было. Глен сделал по два снимка каждой панели и три — каждого триптиха. На пленке оставалось двенадцать кадров. Жаль, что не двадцать четыре — нужно было брать новую кассету, — но разницы, скорее всего, никакой. Света либо достаточно, либо нет.
Выйдя из церкви, он заметил, что у Мелани встревоженный вид.
— Что случилось?
Она нерешительно посмотрела на него.
— Я… я от тебя это скрывала. Сама не понимаю, почему… — Мелани порылась в сумке и достала глиняный черепок. — Отец нашел у себя во дворе. В Бауэре.
Глен взял осколок керамики и принялся внимательно разглядывать. На глиняной поверхности было грубое изображение дома, современного дома.
— Это…
— Аутентично, как и мой портрет. Я уверена. Керамика анасази, стиль анасази, — Мелани облизнула губы. — Дело в том, что эта штука меняется. Рисунок. Иногда… в окне видно лицо. Иногда оно улыбается. Иногда — нет. И я не знаю, что хуже.
— Сейчас я не вижу лица.
— Да. Может, спит или… не знаю. Это дом моих родителей, в котором я выросла. Мне кажется, что эта штука похожа на хрустальный шар. Не тот, который показывает будущее, а как в «Волшебнике Изумрудного города», где ведьма позволяет Дороти посмотреть, что происходит у нее дома, на ферме. Вот почему я думаю, что это маленькое лицо либо спит, либо бодрствует.
— Ты хочешь сказать, что это существо живет в доме твоих родителей?
— Не совсем. Я… не знаю.