– Гавриил, собак держали в сарае вместе с детьми?
– Да. Детей, родившихся на ферме, воспитывала община. Младенцы спали в колыбельках, а дети постарше на матрасах.
– В этой ужасной развалюхе. С собаками. Е-мое, – сказал Дэн про себя.
Кайл вошел в кадр и закрепил на одежде Гавриила микрофон. Он не понимал художников-постановщиков, которые
Кайл заглянул в выбитое окно. Предпоследнее убежище Собора в этом мире. Солнечный свет проникал сквозь пустые рамы и два больших дверных проема, и внутри царил неверный желтоватый свет.
Битое стекло захрустело под ногами Дэна, когда он устанавливал камеру для съемки интерьеров. Окна выбили изнутри.
Ирвин Левин утверждал, что случилась ужасная буря, которая разрушила крышу, вышибла стекла и погубила весь урожай. Но ведь он никогда здесь не был на самом деле.
Кайл вошел внутрь. Поморщился от резкого запаха звериной мочи и черной плесени, покрывавшей каменные стены. К этому добавлялась вонь мокрого дерева и, кажется, падали.
– Дэн!
Тот вошел в дом следом за ним.
– Стремно тут.
– Сними это все для перебивок. Заодно посмотри, как тут в темноте.
– Ага.
– Должно выйти клево, друг мой.
– Реплики будут?
– Пока нет. Просто сними это все, как в «Техасской резне бензопилой». И микрофоны надо поставить. Хочу слышать голос этого места.
– Так точно.
– Молодец, чувак. Если бы с утра не поленился побриться, я бы тебя поцеловал.
Дэн фыркнул:
– Гавриил сюда не войдет. Придется брать у него интервью снаружи.