«Я очень старался, но ты видел то, что видел».
Крошечные капсулы нарощенных волос, казалось, готовы были отвалиться. Когда Макс отвел руки от лица, его глаза блеснули:
– У меня были причины молчать.
– Это должны быть очень серьезные причины, Макс.
– Да.
– Вы очень старались, скрывая все от нас. Мне не понравилось, как вы накинулись на меня за разговор с жильцом с Кларендон-роуд. И после всего этого, – Кайл ткнул пальцем в экран, – я задаюсь вопросом, во что я, вообще, влез и впутал Дэна.
Макс говорил, не глядя на Кайла:
– Прошу прощения… Большинство моих близких друзей и то не знают о моем прошлом. И мои коллеги. Все, кого я встретил за это время, ничего не знают о Катерине. Я чувствую ответственность, Кайл. Я боюсь, что виноват во всем, что случилось с этой организацией и всеми ее членами… в том числе и в ужасном конце.
Кайл хлопнул себя ладонями по бедрам.
– И почему же?
– Кайл, я стоял у истоков Последнего Собора вместе с ныне покойным братом Героном. Я был настоящим основателем культа. А сестра Катерина узурпировала его в первый же год, быстро и безжалостно.
– Зачем скрывать это от меня? Не понимаю. Вы же знаете, что я думаю о цели нашего фильма, мы это обсуждали.
Макс снова отвлекся. Он смотрел куда-то в пустоту, как будто сквозь роскошную стену своей цитадели света. В задумчивости покачал головой, а потом неприятно улыбнулся:
– Она была очень умна. Еще не чудовище, но близко к тому. Способная. Старше нас. Опытнее. Очень жесткая женщина, но очень обаятельная. Соблазнительная. Она многому научилась за решеткой, – он наконец посмотрел Кайлу в глаза, – мы были ей не ровня. Она уже была Чистой, по версии саентологов, когда мы познакомились на встрече Процесса в Мэйфэре. Процесс – еще одна секта. Гораздо более продвинутая, чем наша, мы многое у них позаимствовали. Они были даже… изящны. И мы хотели того же. Я был юным и глупым. Идеалистом. Таких, как я, называли хиппи. Последователь суфийского мистицизма, буддизма, задумывающийся об ордене францисканцев, экспериментирующий с жизнью в коммуне, анархист, пацифист… Невежа. Не представляющий, кто я и что я. Но мне не хотелось того, что мог предложить Лондон шестидесятых свежеиспеченному экономисту. Я хотел чего-то другого. И мы с друзьями – вы должны это понять – представляли собой идеальный материал для социопата-манипулятора вроде Катерины.
– Но почему вы не рассказали раньше?
– Сложно в таком признаться, Кайл. Я был идиотом. Я упустил такую реальную и прекрасную возможность. Позволил ей превратиться во что-то жуткое, гадкое. В полную противоположность того, о чем мы мечтали. Убежище от всего мира. Но мы были такими наивными и неопытными. Она забрала у нас все. Настроила нас друг против друга, очень быстро. Привела других. Образовала большинство. – Макс сжал кулаки. – Она забрала все. Все, Кайл. Я ни о чем так не жалею. Да я вообще в жизни ни о чем не жалею, кроме этого. Мне до сих пор стыдно, как легко она у меня все забрала.
– А я тут при чем? У вас все есть. Оборудование, деньги. Вы даже все исследования провели. Вы знаете всех, кто в этом участвовал.
– Да. И я думал о том, чтобы снять фильм самому. Стать режиссером или хотя бы написать сценарий. Но передумал по ряду причин. – Макс встал и подошел к книжному шкафу. Провел пальцем по корешкам первых изданий «Ревелейшн пресс». – Я не мог себе этого позволить. Моя компания, издательство, деловые интересы, благотворительность. Уникальность торгового предложения моей фирмы – это позитивная духовность. Я продаю новые варианты надежды. А Собор стал…
Этот фильм – огромный шаг для меня. Именно поэтому я запустил проект
Если бы я снял фильм сам, это было бы ошибкой. Из него бы сочились моя горечь, гнев и возмущение. Ты прав в своей нелюбви к моим графикам. Мне нужен был независимый объективный взгляд. Кто-то, кто расскажет невероятную историю, о которой забыли на десятилетия. Я представлял себе фильм про «Настоящую суку из пустыни».