Судные дни

22
18
20
22
24
26
28
30

За маленькой лавиной накатил густой запах застоявшейся воды, высохшей падали, горелых спичек и мокрой одежды. Он выкинул из шкафа все банки и пакеты, сложив их с другой стороны. Дальняя стенка пошла пятнами.

«О боже, нет. Нет». Он отвернулся. «Не надо». Взглянул снова.

Пнул луковицу и покосился на пятна. Смотрел и смотрел, пытаясь найти в них смысл. Выглядело это так, как будто в стене лопнула фановая труба, и жидкость целый год пропитывала штукатурку и обои. Но когда он кормил кошку вчера днем, то шкаф открывал. Тогда стена была чистой.

Кайл осторожно протянул руку и ткнул пятно пальцем. Бумагу, казалось, опалило быстро потухшее пламя.

Он отступил на шаг и присмотрелся к широкой полосе в середине отметины, этого смрадного клейма, неожиданно появившегося сегодня ночью. Оно походило на рельефы, проступавшие на каменной кладке в Нормандии, на некрашеной штукатурке в подвале на Кларендон-роуд, на гладкой краске ванной комнаты в отеле Кана. Разные поверхности, но одинаковая цветовая гамма: опаленная, глянцевитая, влажная, мутные разводы грязных бинтов, черная жидкость, засохшая на саване, форма…

«Боже мой». Две длинные кривые полосы в центре внезапно показались знакомыми. «Локтевая кость, лучевая». Научные названия, запавшие в голову еще с уроков биологии в школе. С одной стороны что-то вроде ряда камешков оказалось костями запястья, обтянутого кожей. С другой явно виднелись шишки локтя. «…Плечевая кость». У ее головки еще такое забавное название по-латински получается, caput humeri, но Кайлу было не до смеха.

Как будто в его шкаф просунулось через стену чье-то предплечье. Похлопало дверцами; именно этот звук он и слышал во сне, словно в приоткрытое окно залезла чья-то рука, пошарила внутри, пошумела и исчезла, оставив свой отпечаток изнутри штукатурки, как укор для живых.

Тринадцать

Вест-Хэмпстед, Лондон.

17 июня 2011 года. 07.00

Он позвонил Дэну:

– Ты где?

– Дома. Ты сбрендил, на часы смотрел?

– Знаю, семь утра. Приезжай. Пожалуйста.

На другом конце провода слышалось тяжелое дыхание, кашель, движение огромного тела.

– Зачем? Я сплю. Пришел домой в два.

– Ты должен это увидеть. Правда должен!

– Мне уже Маус позвонил насчет пленки из Нормандии. Еще вечером. Он сразу перешел к сцене в храме. И чуть с ума не сошел. Сказал, что ты его обманываешь насчет документалки, а сам снимаешь фильм ужасов.

– Может быть. И мы в нем на главных ролях! Вот только Макс забыл нам об этом сказать.

– Че?

– Шучу. Приезжай быстрее. И «Кэнон» возьми. Оно показалось на стене кухни.