На территории стояло восемь зданий. От чего-то вроде склада с высокой плоской крышей до маленьких хижин. И еще один длинный сарай. Белая глина на стенах засохла и отваливалась, обнажая красный кирпич.
Железо на крышах – там, где сохранились крыши, – выгнулось и покраснело от ржавчины. Кое-где виднелись голые черные балки, изъеденные затейливыми ходами насекомых. Крылечки засыпало серой пылью и мертвой травой. Остатки забора клонились к земле.
– Готов? – спросил Кайл у Дэна.
С Дэна катился пот, массивная грудь тяжело вздымалась под тяжестью камеры:
– В некоторых домах может быть темновато. В первом я свет поставил, а потом придется его перенести.
– Отлично.
Яркий свет заливал внутренность длинного белого дома, у которого они стояли.
– В ту ночь вы сначала пошли в это здание? – спросил Кайл у Конвея.
– Да.
Дэн поудобнее переместил камеру:
– Лучше всего мне идти позади мистера Конвея. Что скажете?
Кайл кивнул и вернулся к старому полицейскому:
– Мистер Конвей. Можем пробовать столько раз, сколько будет надо… – Он хотел продолжить, но его, очевидно, не слушали. Полицейский просто смотрел в дверной проем – так же, как до этого смотрел на мертвые деревья.
– Сержант Мэтт Конвей был первым представителем полиции, который оказался здесь 10 июля 1975 года, – сказал Кайл из-за левого плеча Дэна. Камера изучала профиль старика, глядевшего внутрь здания. – Мистер Конвей, расскажите нам об этой ночи. Все, что помните.
Лейтенант посмотрел на Кайла как на английского полудурка, а потом отвернулся:
– Я помню все. Такие ночи не заканчиваются.
Кайл бросил взгляд на Дэна, который скалился за камерой.
– В десять пятьдесят на станцию в Юме поступил звонок. Мужик с ранчо в пяти милях к западу отсюда услышал выстрелы. Его звали Агилар. Он умер. Здесь живет его сын. Эта земля ему тоже принадлежит. Надеюсь, у вас есть разрешение на съемку?
Кайл кивнул. Дэн подавил смешок.
Конвей повернулся к камере спиной и указал куда-то на дальний конец долины: