Коридор изрыгнул его в куда более просторный общий холл. Долговязый темноволосый парень согнулся над пишущей машинкой и даже не поднял на него глаз. Звуки паточно-липучей, но совершенно не запоминающейся любовной песенки безуспешно соперничали с клацаньем клавиш. Из них двоих Генри определенно бы выбрал машинку – она была честнее.
– Ну, что думаешь?
До Генри не сразу дошло, что обращаются вообще-то к нему, и обращается машинист, который прекратил терзать свой агрегат, откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки и вперил в него испытующий взор.
– О чем? – Генри неопределенно махнул рукой в сторону комнаты, порождавшей гадостную мелодию.
Машинист утвердительно кивнул. Что ответить, Генри не знал. Что, если это тест, проверка? Что, если этот парень с теми композиторами лучшие друзья? А вдруг перед ним сам мистер Хаффстадлер инкогнито? Хотя молод он для издателя, конечно. Не слишком на самом деле старше самого Генри.
– Ну… довольно пронзительная.
Тот широко улыбнулся.
– Вот в том-то и дело с Саймоном и Паркером. Сплошной визг, и больше ничего.
Генри наконец расхохотался и протянул ему руку.
– Генри Дюбуа. Четвертый.
– Дэвид Кон. Единственный. На самом деле один из примерно миллиона. Дэвид Кон – это примерно как Джон Смит, только на еврейский манер. Тебе босс нужен?
– Точно так.
– А ты хорош?
Голос Тэты у него в голове что-то ободряюще замурлыкал, да вот только повторить эти слова он никак не мог.
– Наверное, это мы сейчас выясним.
– Тогда давай, дуй внутрь, – разрешил Дэвид Кон, тыкая пальцем в дверь со стеклянной панелью, на которой коренастыми черно-золотыми буквами было выведено «Бертрам Дж. Хаффстадлер».
– А! И не давай Поразительному Ринальдо тебя вышвырнуть.
– К-кому?
– Сам скоро увидишь, – Дэвид Кон с улыбкой отвернулся к машинке. – Удачи тебе, мистер Дюбуа Четвертый.
Мистер Хаффстадлер оказался низеньким дородным джентльменом, на щекастой физиономии которого застыло пожизненное выражение глубочайшего разочарования. Он сунул сигару в косую щель рта и бросил на Генри уничтожающий взгляд.