И тут он услышал голос.
Крепче сжав биту, он поднялся на несколько последних ступенек, светя фонариком во все стороны.
— Что, Сэм, уже устал?
За голосом последовал громкий треск помех — а потом тишина.
— Где ты, Бишоп? — крикнул Портер. Собственный голос показался ему выше, а слова особенно гулко прозвучали в бетонном колодце.
— Знаю, ты сейчас не в форме, но уж потерпи; я видел, как старушки в ходунках взбираются по лестницам быстрее, чем ты.
— Пошел ты!
— Может быть, упражнение пойдет тебе на пользу, сожжет часть живота. — Снова помехи.
Портер заметил рацию, когда поднялся на площадку. Маленькая черная «Моторола» с резиновой антенной стояла у трубы, которая вела к следующему маршу.
Когда Бишоп снова заговорил, на рации запульсировала красная лампочка.
— Может, пока идешь, стишками побалуемся? Что скажешь, Сэм?
Сэм взял рацию в руки. Бишоп заговорил нараспев:
Сэм, ты когда-нибудь думал, о чем эта считалочка? По-моему, она мрачновата для детей, и все-таки мы ее рассказываем детям. Мама часто рассказывала мне ее, всякий раз когда мы поднимались или спускались по лестнице.
Портер нажал кнопку на рации и поднес микрофон к губам:
— Я до тебя доберусь, чертов псих!
— Сэм! — отозвался голос Бишопа. — У тебя наконец получилось! А то я уже начал беспокоиться.
— Где ты, Бишоп?
— Я близко, Сэм. Только тебя жду. Так и знал, что ты разгадаешь загадку; ты самый умный в вашей банде неудачников. Пришлось, правда, долго тебя уламывать, и все-таки у тебя получилось. Я горжусь тобой!
— Я нашел глаза. Эмори еще жива?
Бишоп вздохнул: