— Одевайтесь, — сухо велел ей Ротшильд.
Лидия вернулась в комнату и вскоре вернулась, держа в руках серое пальто и сумочку.
— Следуйте за нами, — приказал Ротшильд.
Сарбайн по-прежнему стоял в холле, на том же месте, где мы его оставили.
— Куда вы ее ведете? — резко спросил он.
— В управление, — коротко ответил Ротшильд. — Вы возражаете?
Сарбайн промолчал. Они с женой стояли напротив друг друга, а незнакомый мужчина сидел в гостиной и курил сигарету. Мы вышли из квартиры, вызвали лифт, спустились и вышли на улицу, не обронив ни слова.
— Здесь всего несколько кварталов, — сказал Ротшильд Лидии. — Пойдем пешком.
— Да, прогуляемся, — поддакнул я.
Ротшильд вставил в рот сигару, но закуривать не стал. Он расправил плечи и стал похож на патрульного. Я нутром чувствовал, что он клокочет от ярости, а молчит, наверное, потому что опасается себя выдать. Поскольку ни я, ни Лидия тоже рта не раскрывали, весь путь мы проделали храня гробовое молчание и так же молча вошли в кабинет Ротшильда. Он кивком предложил нам сесть, затем уселся сам, закурил и мрачно уставился на меня.
— Ну что ж, Харви, — сказал он. — Выкладывай.
— Что?
— Всю подноготную, черт бы тебя побрал!
— Вся подноготная заключается в следующем, — сказал я, чувствуя, что и сам начинаю злиться. — Мне просто не хотелось, чтобы эту девушку отправили на тот свет.
— Чушь собачья! — фыркнул Ротшильд. — Брось свои дерьмовые штучки.
— И тем не менее это правда. Хотите верьте, хотите — нет.
— Тогда поделись со мной, откуда ты прознал, что ее собираются ухлопать.
— Не могу.
— Ага — не можешь. Сперва ты позвонил мне, наговорил уйму сказок, извлек на Парк-авеню, в то время, как я должен был уже сидеть дома и ужинать, потом заставил вытащить сюда эту девицу, а в ответ на мою просьбу объяснить, в чем дело — отказываешься говорить. — Ротшильд уже вскочил и теперь возвышался, как монумент, над своим столом. Ткнув в мою сторону зажженной сигарой, он заорал: — Или ты все мне сейчас выложишь, как на духу, или — клянусь Богом — я добьюсь того, чтобы тебя вышибли из сыскного бизнеса!
— Пусть вышибают, — уныло пожал плечами я.