Но Иштван не сдвинулся с места. Он даже не смотрел на мать, не в силах отвести взгляд от пакетов. С губ его срывалось невнятное бормотание, а рука, словно механическая, чертила в воздухе какую-то фигуру.
– Иштван! – снова крикнул Йенси. – Помоги же!
Но Иштван находился в трансе, загипнотизированный узором, который образовали рассыпанные пакеты. Он продолжал бубнить себе под нос, а глаза неотрывно следовали за очертаниями узора на полу. Потом он уставился прямо перед собой и замер. На губах матери тем временем выступила розоватая пена. Между чуть приоткрытыми губами Йенси рассмотрел прокушенный язык.
– С ней что-то серьезное.
Когда брат и в этот раз никак не отреагировал, он проорал ему прямо в ухо:
– Иштван!
Тот вздрогнул, помотал головой и посмотрел на пол. На лице его застыло непроницаемое выражение.
– Она, наверное, умирает.
– Да, – согласился Иштван, но даже не пошевелился, чтобы помочь. – Ты не видишь его? – медленно добавил он.
– Кого?
– Призрачного человека. Он ее душит.
«Призрачный человек?»
– Иштван, – стараясь сохранять спокойствие, сказал Йенси, – подойди к видеофону и вызови врачей.
И так же медленно, словно лунатик, не отрывая взгляда от пакетов на полу, Иштван отправился звонить в «скорую».
Пока не приехала врачебная бригада, Йенси сидел, обхватив мать за плечи, пытался говорить с ней, гладил по лицу. Массировал ей челюсть до тех пор, пока она не расслабилась и язык не высунулся наружу. Тогда он повернул ее голову набок, чтобы мать не захлебнулась собственной кровью. Иштван же, вызвав «скорую», застыл в противоположном углу комнаты, стоял там и смотрел. Подойти ближе он отказывался.
«Призрачный человек? – продолжал недоумевать Йенси. – Что он хотел этим сказать? Совсем с катушек съехал».
Позднее, когда мать увезли в больницу, Йенси пришло в голову, что, не окажись он рядом, Иштван спокойно позволил бы родной матери умереть.
Иштван прошел в комнату и замер, почти не дыша. Там был тот самый узор, который он видел столько раз прежде, видел снова и снова. Он мерцал и ждал, когда кто-нибудь появится, увидит его и соберет воедино… ждал, чтобы именно Иштван пришел и собрал его, поскольку окружающий мир обращался к Иштвану иначе, чем к остальным людям. Там, на полу, распростерлась его умирающая мать, но это не имело значения. Мать не имела значения. Она не являлась частью узора, ничего не говорила об истинном мире, а только служила досадной помехой.
Нет, значение имели те предметы, которые она принесла домой, важно было то, как пакеты с продовольствием, выпав из ее рук, рассыпались по полу и каждый занял положенное ему место. Вот так обстояло дело. Они говорили с Иштваном. Показали ему грубый набросок чего-то другого, скрытого и неизмеримо более величественного. Он чувствовал это, но не мог постичь до конца, так как сокрыто оно было глубоко-глубоко. Ему оставалось лишь изучать причудливую композицию из пакетов, которая намекала на великую тайну. И она была совсем рядом, но оставалась такой же неуловимой.
Или нет? Что-то начало проясняться.