Опекуншу, которую назначил для Йенси суд, нельзя было назвать плохой, но и хорошей тоже. Она была из тех, о ком мать сказала бы «ни рыба ни мясо», однако Йенси это вполне устраивало. С такой опекуншей он мог ужиться, мог поладить с ней. Впервые в жизни ему не приходилось задумываться о том, что будет есть на обед и будет ли вообще.
Йенси с головой погрузился в учебу, и неожиданно выяснилось, что ему это нравится, так что он стал едва ли не первым учеником в классе. Ребята перестали сторониться его, некоторые даже осмеливались заговорить с ним.
Среди них выделялся парень по имени Генри Уондри. Поначалу он просто крутился возле Йенси, молча стоял неподалеку от него на переменках, садился напротив во время ленча, но завести разговор или хотя бы взглянуть в глаза не осмеливался. Бывало, несколько кварталов шел следом за Йенси, когда тот возвращался из школы домой. Первое время Йенси просто мирился с этим, потом привык, а затем ему стало это нравиться. Он уже обращал внимание, когда Генри не было поблизости.
Однажды за ленчем Йенси наконец не выдержал и спросил:
– Ну что?
– Ничего.
Они помолчали, потом Генри продолжил беседу:
– Тебе какая музыка нравится?
Йенси задумался. Музыка? Что он вообще знает о музыке? Он беспомощно пожал плечами:
– А тебе?
Генри выпалил с десяток названий групп, а когда Йенси ничего не сказал в ответ, попытался объяснить, какую музыку исполняет каждая из этих команд. Выяснилось, что у него это здорово получается. Он умел рассказывать очень живо, так что создавалось полное впечатление, будто по-настоящему слушаешь музыку. С удивлением Йенси понял, что слушает его с удовольствием. Казалось, после долгого молчания Генри теперь уже не остановится и будет говорить бесконечно. Позже, взяв у Генри записи тех исполнителей, о которых он рассказывал, Йенси убедился, что описание было поразительно точным.
Генри стал его первым настоящим другом, если не считать брата. Хотя разве можно считать родного брата другом? Как же так получилось: дожить до пятнадцати лет и только потом найти товарища? Йенси даже обиделся на Иштвана, из-за которого испытывал чувство вины. Вот он сейчас живет беззаботной жизнью, с хорошим опекуном, у него появился друг, а брат бродит где-то один, неприкаянный.
Несколько раз он видел Иштвана, как правило издалека, но однажды – вблизи. Брат, казалось, не узнал Йенси и прошел мимо. Йенси хотел его догнать, заговорить, но не нашел в себе сил для этого. Похоже, брату не было до него никакого дела. Правда, позже Йенси задумался: что, если Иштван просто глубоко погрузился в свой особый мир цифр и образов, погрузился настолько глубоко, что не заметил брата?
Так Йенси и жил. Словно качался на качелях: сегодня все было замечательно, а назавтра он чувствовал себя виноватым. И так повторялось изо дня в день.
Прошло несколько месяцев, и Йенси уже настолько доверял другу, что решился рассказать про Иштвана.
– Это твой брат?
Ему приходилось видеть Иштвана, в основном мельком, и он решительно не знал, что о нем думать.
– У меня такое чувство, что я должен ему помочь, – сказал Йенси.
Генри кивнул:
– Ну разумеется. Он твой брат. Ты и должен так чувствовать.