Хранитель детских и собачьих душ

22
18
20
22
24
26
28
30

Понемногу усталость поглотила все ее существо. Весло все так же касалось чистой водной глади, но движется ялик или стоит на месте – она не могла сказать точно. За мгновение до того, как она соскользнула в обморочную паутину, Соломон прислонил руку козырьком к глазам и воскликнул: «Вон там! К берегу, к берегу!» Бекки встрепенулась, стряхивая звенья усталости, и привстала, глядя вперед. В отдалении, где канал становился извилистей, где линия берега, вся в коричневом иле, постепенно пестрела оттенками серого, зеленого и багряного, что указывало на близость болот, возможно, подобравшихся к самому речному рукаву, прямо из воды росла ветхая лачуга, вернее, стояла двумя ногами-сваями в реке, и мостик-причал клонился под острым углом; все это напоминало нелепого зверя, наполовину вылезшего из воды – только хвост еще мок в реке. Если зрение не подводило Бекки, на крыше кто-то лежал, а может, просто сушилась одежда.

Раз-два – ялик уткнулся в песок. Разминая затекшие ноги, сошла на берег девушка, старик последовал за нею. Вивиана двинулась за ними, только услышав свое имя. Она сделала несколько шагов и остановилась. Затем, наклонив голову, будто к чему-то прислушиваясь, она сильно подалась вперед всем телом. Нерешительно двинулась и затем вдруг без всякой причины бегом припустила к домику, оставив далеко позади старика с девчонкой.

– Эге! Учуяла обидчика, – пробормотал Соломон.

Они встретились на узкой дощатой террасе, огибающей хибару по периметру: Вернон, уловив движение в окне, почувствовал угрозу и вышел наружу. Вивиана, точно хищный зверь, налетела на него и прижала к стене, сцепив руки на горле своего убийцы. Вернон без особых усилий оторвал ее руки от себя и столкнул вниз, так что старуха упала на спину, растянувшись на песке. Мистер Лаки повернулся к ней спиной и пошел на мостик, где валялось ружье Блэквилла, которым он так и не успел воспользоваться. Зомби наклонился, подбирая ружье с настила, и в этот миг Вивиана вновь напала, совершив прыжок ему на спину: от неожиданности Вернон потерял равновесие, и оба бултыхнулись в воду. Под мостом было неглубоко – взрослому мужчине по пояс; монстры барахтались, сцепившись в плотный безобразный ком: не разобрать, где чьи руки, где чье тело. Со дна поднимались клубы ила, мутная влажная грязь облепила дерущихся. Вот бывший управляющий обхватил кухарку за шею и мощным движением почти оторвал ей голову – жилы лопались со звуком, с которым вскрываются от жары бобовые стручки, пересохшие на солнце; старуха ушла под воду, и какое-то время поле боя замерло в неподвижности. Но Вернон, уже выходя из реки, вдруг поворотился, покачнулся, взмахнул руками и наклонился, шаря в глубине. Он нырнул с головой… показался вновь… опять скрылся… вот он захромал, отползая на четвереньках, – старуха впилась ему зубами под коленку, будто гигантская пиявка в человеческом облике волочилась позади.

Соломон с Ребеккой подошли уже вплотную к дому – вся битва свершалась от них в двух шагах; напряженно следили они за поединком нежити; скрежет зубов о кость слышал даже Добсон, почти свихнувшийся от страха и горящей огнем кожи. Вернон дернулся сильнее, упершись руками и свободной ногой; то ли его остов порядочно износился за время пребывания в стране живых, то ли адская ярость кухарки наделила ее железными челюстями – нога монстра оторвалась легко, словно лапка кузнечика. Вивиана встала на колени, размахивая свежим охотничьим трофеем; из ее рта вырвался почти орлиный клекот.

Вернон же оказался достаточно проворен и с одной ногой; боком, скоком, по-крабьи он вскарабкался на террасу и снова поспешил к причалу; Вивиана – за ним. На сей раз он успел схватить ружье и, развернувшись, с лету опустил его на голову подобравшейся ближе старухи. После ужасного удара последовал глухой хруст, и череп ее, который и до того напоминал треснувший орех, разъехался на две половины, точно до этого они были слеплены друг с другом столярным клеем или тестом. Зубы брызнули во все стороны, кашица мозга всплеснула, заливая глаза и яркое цветастое платье. Трещина остановилась на нижней челюсти, две части головы торчали под углом одна к другой, глаза сильно выдавились из орбит.

Бекки наблюдала бесстрастно, сцепив руки на животе, как она наблюдала бы за ссорой дворовых собак. Соломон влез в окно и снял со стола Патрика, что-то удивленно лепечущего на своем детском языке.

– Поди сюда, девчонка! Помоги! – он стал подсаживать ребенка в окно, передавая на руки Ребекке.

Все это не осталось без внимания мистера Лаки. Одноногая нянька, опершись на ружье в качестве костыля, спешила к своему чаду. Ребекка, прижав дитя к себе, бросилась бежать прочь от лачуги, но ее ноги вязли в податливой почве – Патрик был тяжелехонек! – она знала, что долго ей не продержаться. Старик выкарабкался наконец из окна и бросился вдогонку, размахивая над головой острым мачете, как заправский разбойник с большой дороги. Позади него переваливалась по траве, как каракатица, обезображенная Вивиана: глаза ее смотрели по разные стороны, и потому ее шатало то вправо, то влево, но она чуяла Вернона Лаки и жаждала поквитаться; пока еще в ее теле, пусть изуродованном, оставалось достаточно воли для новой схватки.

Так они бежали: впереди летела девочка с ребенком на руках, потом ковылял Вернон, сзади поспешал Соломон и шлепала Вивиана.

Ленни медленно, как обожравшийся кот, съехал с крыши и упал на терраску; его неудержимо рвало сухим зловонным кашлем, и несколько минут он простоял на четвереньках, трясясь в ознобе панического ужаса. Он помнил, что в доме есть ружье – его ружье, – а в ружье остался еще патрон. Вот все, что его сейчас заботило. Непослушные пальцы цепляли за окно, он попытался подтянуть свое тело вверх и не смог. Но Добсон попытался снова. И еще раз. Потому что сил обходить дом у него просто не было. Очутившись внутри, он схватил ружье и, прижав к груди, разрыдался. Сел в углу, направив дуло на дверь. Бежать некуда – знал он. В таком состоянии ему не уйти далеко.

Бекки не могла видеть то, что делается у нее под ногами; она была сосредоточена на своем дыхании и на том, чтобы держаться ровно. Малыш ерзал у нее на руках и цеплялся ручонками за волосы – маленькая мартышка! Ямы с водой, скрытые бурой растительностью, почти не отличались от обычной почвы; Бекки угодила ногой в одну из них и упала, даже не успев понять, что, собственно, случилось. Патрик кувыркнулся через голову и запищал. Пока девочка силилась освободиться и встать, зомби настиг ее и, ухватив за плечо, развернул к себе лицом. Этого момента ей не забыть никогда в жизни.

Губы ее пытались пошевелиться, она собиралась вымолвить: «Повинуйся мне! Я твоя хозяйка!», но не способна была произнести ни слова.

Полуистлевшая вещь смотрела на нее глазами, полными ненависти. Запах стоял такой сильный, словно она очутилась в конюшне и лежит, уткнувшись лицом в кожаные седла. Вот медленно, как во сне, поднимается искореженная рука с дырой в ладони, пальцы, кое-где обнажившиеся до костей, скрючены в щепоть… Бекки еще успевает подумать: схватит ли монстр ее за горло, сдавливая в смертельные тиски, или направит удар в лицо, сворачивая голову, как цветок обламывают на стебельке.

Соломон подоспел вовремя. Он рубанул с маху, и рука зомби упала на песок, обнажившаяся бледно– серая кость торчала из локтевого сустава. Вернон немедленно обернулся и отбросил старика назад, так что тот кубарем покатился, отлетев далеко, и ударился головой – мачете звякнуло о камень. А Вернон встретился с новым противником – Вивианой. Чудовища устремились друг к другу, и кухарка вцепилась длинными пальцами в лицо Вернону. Лишившись руки и ноги, он все же оставался сильным бойцом и не собирался отступать. Его рука схватила старуху за волосы и тянула вниз; ее пальцы ворочались в его глазницах и разрывали лицевые мышцы.

Они упали на землю. Они шипели, ерзая в траве, перекатывались, брызгали черной кровью и клочьями мяса. Девочка не двигалась с места, пораженная кошмарным зрелищем. Чудовища уже лишились всякого сходства с людьми: у Вернона больше не было глаз, а лицо напоминало одну из масок вуду, но сколько зла исходило от этой оскаленной маски! Вивиана рвала его горло, его рука впилась ей в живот, и ярко-розовые кишки прыгали тут же на земле, как сытые толстые змеи.

Ком плоти, ком злобы, ком ненависти барахтался, сотрясался, перекатывался с боку на бок. Бекки подползла к Соломону и подобрала мачете, – а Соломон сидел в нескольких шагах, скорчившись, обхватив руками седую голову и что-то напевал вполголоса – девочка, хоть и не могла разобрать ни слова, подумала, что он успокаивает сам себя. Он ведь всего лишь старик – можно ли ожидать многого от старика! Смертоносный клинок оказался довольно тяжелым, но она была уверена, что справится. Подойдя вплотную к намертво вцепившимся тварям, она принялась наносить методичные, размашистые удары, вкладывая в них все свои силы.

Копошащиеся под ее ногами твари не обращали на увечья никакого внимания; казалось, они срослись друг с другом. После очередного ловкого удара у Вернона отлетела голова. Девочка разрубила ее пополам, как капусту, и, поддев на кончик острия, швырнула далеко в камыши. Искромсанное туловище сочилось мутной жижей, подергивалось, издавая тошнотворные чавкающие звуки. Когда создания, простершиеся в грязи, превратились в груду багрового мяса, Бекки выпустила из рук мачете и села на землю, чтобы отдышаться.

– Все кончено? – спросил за ее спиной старик.

Бекки кивнула, не раскрывая рта.