– Конечно правду. Дэниэл… куда-то ушел.
Рассказывать об этом было тяжело. Так тяжело, что слова застревали в горле. Но я должна. Я дошла до конца пути. Сейчас или никогда.
Росс держал меня за руку. Я глубоко вздохнула.
– Когда я вернулась – так получилось, что довольно рано, свидание оказалось неудачным, – мама билась в истерике. Они нашли записку Дэниэла со словами:
Росс крепче сжал мою руку, и я говорила, не останавливаясь, изливая душу:
– Он висел под балкой конюшни в своей красной куртке, а Мерлин обнюхивал его ноги. А знаете, что было на замерзшей земле?
Росс покачал головой.
– Моя кукла. Моя старая кукла! Я в детстве с ней не расставалась. Амелия. Должно быть, он вернулся в дом, взял куклу из моей комнаты и написал записку. Понимаете, с Амелией ему казалось, будто я рядом до последнего мгновения…
Помню, маленькая Карла спросила про мою куклу, когда я везла ее на такси из больницы:
– Она до сих пор у вас?
– Нет, – ответила я ей, и это была правда.
Я попросила положить куклу в гроб Дэниэлу.
Горе, нахлынувшее от наконец-то позволенных себе воспоминаний, захлестывало меня, сдавливая горло. Дыхание стало судорожным, рваным. Я видела отца, рыдавшего над гробом не в силах поверить в то, что он видит. Видела мать, обхватившую себя руками и раскачивавшуюся, сидя на земле, повторяя одну и ту же фразу:
– Это наверняка какая-то ошибка…
Я повернулась к Россу:
– Разве вы не понимаете? Это же я виновата! Если бы я не пошла на свидание с тем мальчиком, Дэниэл не покончил бы с собой. Поэтому я больше не ходила на свидания. Только когда мы праздновали миллениум, папа потихоньку намекнул: пора двигаться дальше, жизнь продолжается.
– А вы уже встретили Эда, – тихо сказал Росс.
– Вот именно. Я и на юридический поэтому пошла – не в мире порядок наводить, а скорее в себе, если на то пошло. Мне хотелось иметь гарантию, что я никогда больше не совершу ошибки. – Я замолчала.
– А потом… – осторожно начал Росс.
– А потом я встретила Джо Томаса.