Жена моего мужа

– «Если бы» сведут вас с ума. Вы прекрасно себя проявили от и до, а если и допустили пару ошибок, так это жизнь, что поделаешь.

Вошла мама, неся на подносе кофе для нашего гостя, и услышала конец фразы. Она перехватила мой взгляд и отвела глаза, но я уже поняла, о чем она думает. Если я действительно хочу исцелиться, я должна рассказать правду. Свою последнюю тайну. То, о чем я не рассказывала мужу и больничному психологу.

Росс настоящий друг, я перед ним в долгу. А еще я в долгу перед собой.

Мне было одиннадцать лет, когда родители взяли к нам Дэниэла. Они уже не в первый раз приводили домой чужих детей. Помните, как папа обещал, что у меня вот-вот появится братик или сестричка? Позже я узнала, что у мамы выкидыш следовал за выкидышем и родители решили кого-нибудь усыновить – мне «для компании».

Конечно, это было достойное и высокоморальное решение, но мне в то время так не казалось.

Одни дети были более-менее, другие просто невыносимы. Несколько раз я возвращалась из школы и заставала маму играющей с очередным трехлетним малышом. Мне хотелось рассказать, как прошел день, но она была слишком занята: то должен прийти с проверкой социальный работник, то ей надо отвести ребенка к доктору, потому что у него хрипы в груди.

Я все понимала, но это же не были мои родные братья и сестры. Они отнимали у меня родителей и заставляли чувствовать себя чужой. В школе считали странным способ моих социально гиперответственных родителей подбирать себе приемного ребенка: дети жили у нас от нескольких дней до года, а потом их отдавали обратно и брали других.

Наконец родителям пришло известие.

– У тебя будет постоянный братик, – объявил однажды отец.

Я хорошо помню, что мы как раз ели вареные яйца в нашем ухоженном, аккуратном лондонском доме – на две семьи, с декоративной штукатуркой. Никакой роскоши: хотя мамина семья была зажиточной, роскошь шла вразрез с социальными принципами родителей.

– У него было трудное детство, – подхватила мама. – Родители бедняжки… словом, они совершали плохие поступки. Поэтому иногда он тоже ведет себя плохо. Он побывал в нескольких приемных семьях, а мы его усыновим, дадим ему настоящий дом. – Она обняла меня. – Ты хорошо поступишь, Лили, если будешь ему заботливой старшей сестрой. Позаботься о нем вместе с нами.

И Дэниэл приехал.

Он был на год младше меня, но казался старше благодаря высокому росту, худобе и шапке спутанных черных волос. Оглядываясь, замечу, что родители могли бы тщательнее обдумать свое решение, но им хотелось сделать мир лучше – взять ребенка, с которым никто не справился. Позже я узнала, что биологическая мать Дэниэла была проституткой и героиновой наркоманкой, хотя он утверждал, что она работала цирковой акробаткой (он всегда умел приврать, чтобы привлечь к себе внимание). А отец сидел в тюрьме за двойное убийство, совершенное под влиянием наркотиков, и о нем Дэниэл никогда не говорил.

С самого своего появления в нашей семье Дэниэл начал выкидывать номера. Нет, в школу он не пойдет. Нет, он не будет приходить домой, когда обещал. Нет, он не крал денег у мамы из кошелька. Мы что, ему не доверяем?

Сам Дэниэл доверял только одному человеку.

– Вам, – тихо сказал Росс.

Я смотрела в окно на лужайку, где Том с моим папой играли в крокет. Когда Тому удавалось провести мяч через воротца, от радости он подбрасывал молоток в воздух, совсем как Дэниэл. А промахнувшись, топал ногами. Сходство было поразительным, если учесть отсутствие кровных уз.

Природа или воспитание? Я до сих пор не поняла.

– Да, – негромко повторила я. – Дэниэл мне доверял. По какой-то причине он меня обожал, буквально не отходил от меня. А я его подвела.

Росс взял меня за руку – твердо, но ласково и без осуждения. Он помогал мне выдержать измены Эда. Как Дэниэл знал, что может мне доверять, так и я знаю: я могу всецело довериться Россу. Я не просто расскажу ему версию гибели Дэниэла, которую изложила Джо Томасу в пабе, или ту, которой ограничилась с Эдом, – в них я опускала немаловажный эпизод. Я расскажу Россу всю правду.