Изнутри горячей волной накатывает паника. Теперь понятно, куда подевался Ник.
Я выбегаю из дома, а каждая клеточка моего тела кричит: «Нет! Только не так! Пожалуйста, только не так!»
Отмель понемногу оживает: жильцы отдергивают шторы и открывают двери, дети еще в пижамах выскакивают на пляж, а сонные родители ставят чайники и достают хлеб и бекон.
Я бегу быстро, загребая песок, и Диана, заметив меня, даже перестала вытряхивать одеяло. Роберт и Лоррейн, стоящие между двумя домиками, тоже провожают меня любопытными взглядами. Да какая разница! Пусть смотрят!
Когда я наконец замечаю Ника, дыхание уже перехватывает. Он всего метрах в десяти от меня, но уверенным шагом забирается по ступенькам, которые ведут к дому Айзека.
– Ник! – отчаянно кричу я.
Он не оборачивается. Неужели не услышал?
– Ник! Стой! – зову я еще громче.
Какая-то женщина с ребенком на руках бросает на меня сердитый взгляд.
В пятку впивается галька, и все же я не отстаю.
– Ник!
Слишком поздно. Он кулаком барабанит в дверь, и Айзек ему открывает.
Когда захожу я, оба смотрят в мою сторону.
На Нике шорты и выцветшая зеленая футболка, в которой он любит спать. Волосы на затылке стоят торчком, на губе пятнышко зубной пасты. Вид у него слегка хмурый и невероятно ранимый. Ужасно хочется взять мужа за руку и поскорее увести отсюда.
В доме на удивление тихо – как бывает на море перед порывом шквалистого ветра, что вспенивает волны. В углу комнаты колышется паутина с дохлой мухой. Окно облепили летающие муравьи, на рулонной шторе виден серый след от мотылька. Ник замечает, что в правой руке у меня записка от Айзека.
– Что все это значит, Сара?
Я заставляю себя посмотреть мужу в глаза.
– В ту ночь Джейкоб был на его катере.
Ник переводит взгляд на Айзека.
– Как? Почему?