Ник задумчиво отвечает:
– Зачем тогда Джейкобу лететь в Чили, тем более одним с Айлой рейсом, если он не хотел попадаться ей на глаза?
– Ну, догадывался, что Айла его не пустит. Решил удивить ее при посадке в Чили – там-то уже поздно говорить «нет». – Впрочем, я сразу качаю головой, не веря собственной версии. – Айла все равно позвонила бы нам, как только увидела Джейкоба.
– Если только не пообещала Джейкобу молчать.
– Нет, она бы так не поступила. Ситуация серьезная. Не может быть.
И тут я вспоминаю наш с Айлой разговор перед ее отъездом.
– В чем дело? – интересуется Ник, заметив, что я задумалась.
– Не знаю… просто в тот вечер… В общем, после барбекю мы слегка повздорили.
– Что бы вы там ни наговорили друг другу, Айла все равно позвонила бы.
В беседу осторожно вступает констебль Роум.
– Их отношения случайно не были… романтическими?
– Вы что?! – в один голос отвечаем мы с Ником.
– Мы ведь так и не поняли, кому предназначалась та записка…
– Думаете, Айле? Хотите сказать, Джейкоб…
– Возможно.
От этой мысли скручивает живот. Она же моего возраста!
Я смотрю в окно: ветер вздымает мрачные волны, лодки покачиваются на якорях. На улице уже не моросит, но на горизонте вновь собираются черные грозовые тучи.
Ник достает телефон, находит снимок записки, и мы вместе ее перечитываем.
Айла всегда нравилась Джейкобу. Она разговаривала с ним, как со взрослым, и Джейкоб с ней себя таким и ощущал. Он принял это чувство за любовь, о чем и написал ей. Вот почему в свой день рождения Джейкоб был так расстроен – ведь Айла уезжала. Вот почему он упорно защищал ее во время нашей с ним ссоры.
Вот почему он поехал к ней. В Чили.