Расколотый разум

22
18
20
22
24
26
28
30

Когда приезжает лифт, она направляет тебя внутрь и нажимает кнопку с цифрой «два». Двери все во вмятинах и щербинах, внутри пахнет застарелым сигаретным дымом. Кабинка трясется и шатается, а потом медленно начинает двигаться вверх.

Когда она открывается, ты моргаешь от неожиданно яркого света. Ты в длинном коридоре кремового цвета, в котором кипит жизнь. Трубы тянутся по потолку и уходят под пол. Плакаты и объявления пришпилены к стенам, на них не обращают внимания люди, идущие в обе стороны по коридору. Женщина, с которой ты приехала, идет, позвякивая ключами, какое-то время ты идешь за ней, наталкиваясь на мужчин и женщин, кто-то из них в униформе, кто-то – в офис-ной одежде, многие одеты небрежно, даже неряшливо. Интересно, как ты смотришься в халате врача, но никто на тебя даже не смотрит. Женщина наконец останавливается у двери с цифрой 218, вставляет ключ в скважину, открывает дверь и приглашает тебя внутрь.

Мрачные серые стены. Окон нет. Серый стальной стол, на нем ничего нет, кроме цилиндра с заточенными карандашами и нескольких фотографий. На них разные изображения, от поблекших черно-белых дагеротипов суровых мужчин и женщин, одетых по моде вековой давности, до современных мужчин и женщин, многие из которых с детьми, многие – в униформе. И лишь одна фотография самой женщины, в самом центре коллекции, на ней она стоит рядом с другой женщиной, худой, пепельной блондинкой, они соприкасаются плечами.

– Садитесь. – Она выдвигает крепкий деревянный стул. Затем открывает угловой шкаф и вытаскивает две бутылки воды. Одну отдает тебе: – Вот, попейте.

Ты жадно глотаешь. Ты и не знала, что так хочешь пить. Женщина замечает, что бутылка уже пуста, забирает ее у тебя из рук и предлагает вторую. Ты ей благодарна. Ноги и стопы болят, так что ты сбрасываешь обувь, шевелишь пальцами. Это был долгий день операций, собранности, день, когда нельзя позволять вниманию рассеяться.

Женщина усаживается у другой стороны стола.

– Вы помните что произошло в последние тридцать шесть часов?

– Я была на работе. Сначала на операции, потом на вызовах. Насыщенная неделя. Я проводила по четырнадцать часов в день на ногах.

Ты разгибаешь колени и вытягиваешь ноги вперед, будто бы в доказательство своих слов. Она на них не смотрит. Она сосредоточена на том, что ей нужно сказать.

– Думаю, что вы с утра были в клинике «Новой Надежды». Но перед этим у вас было небольшое приключение.

– Я не очень понимаю, что к чему, – говоришь ты. А потом осознаешь, что почти ничего не имеет смысла. Почему ты сидишь здесь с незнакомкой, в чужой одежде?

Ты смотришь на ноги и понимаешь, что и обувь не твоя: она слишком широкая и не того цвета – красная. Ты всегда носила только кеды и простые черные лодочки. Тем не менее ты натягиваешь их, пытаешься встать, бороться с той удобной, жесткой деревянной поддержкой, что была у твоих бедер и ягодиц.

Пора идти. Снова домой, опять домой, ура-ура. Перед тобой всплывает картинка: поезд, проезжающий по иссушенной земле, бельевая веревка, натянутая меж двух деревянных столбов, с нее свисают мужские брюки, женское домашнее платье и несколько цветастых платьев для девочки.

Высокий темный мужчина с приятным грустным лицом присаживается на колени рядом с тобой, пока ты копаешь яму в земле. Он запускает руку в карман, вытаскивает полную горсть монет, открывает ладонь и роняет их в ямку. Потом он помогает тебе их засыпать и утрамбовать землю, чтобы не было заметно.

– Закопанное сокровище! – говорит он, и у его глаз появляются морщинки. – Но знаешь, что тебе нужно? Карта. Чтобы ты смогла вспомнить и выкопать его, когда оно тебе понадобится.

– Я не забуду, я никогда ничего не забываю. – На этот раз он смеется в голос. Через год вернемся и посмотрим. Но этого никогда не случилось.

– Пора, – говоришь ты и привстаешь.

Женщина перегибается к тебе, кладет тебе ладонь на руку и осторожно, но настойчиво возвращает тебя в сидячее положение.

– Ты уже куда-то уходила на минуту только что.

– Я вспоминала отца.