– Из-за Аманды.
– А что она натворила?
– Ничего. Совсем ничего. Наоборот. Полиция пытается выяснить, кто убил ее.
– Многим бы этого хотелось.
Блондинка издает смешок.
– Да уж. Я им это тоже говорила. И потом пожалела, потому что они начали задавать мне кучу вопросов.
В этот момент неестественно рыжая женщина запинается на вопросе о поп-музыке семидесятых. Зрители в студии сходят с ума.
– Почему ты так сказала? Что ты знаешь об Аманде?
– Я здесь уже восемь месяцев. За такое время волей-неволей что-то да заметишь.
– Например?
– Она всегда относилась к тебе с уважением. Защищала тебя даже. Даже во время твоей одержимости. Она никогда не говорила свысока. Всегда так, будто бы ты была ей ровня. Или даже лучше. А самое главное, ты ни разу не ударила лицом в грязь. При ней – ни разу.
– Все это достойно лишь похвалы. Что не так?
– Была и обратная сторона. Она не давала тебе никаких поблажек. Ей надоедало слышать одни и те же вопросы, через какое-то время она просто переставала отвечать на них. Однажды я услышала, как она говорит: «Это все было давно и неправда» – таким тоном, что стало ясно, тема закрыта.
– Звучит довольно жестоко.
– Для тебя множество вещей открылись заново. Старые вопросы, старые раны, старые печали и радости. Будто бы ты спустилась в подвал и нашла там кучу коробок со всем этим барахлом. Ты собиралась отправить их в приют, а они открыты, и все перевернуто вверх дном. Все то, что ты от греха подальше убрала. А теперь тебе приходится переживать все заново. И снова. Как вчера. Ты хотела, чтобы я сбегала в аптеку за тампонами. Сказала, что это непредвиденная ситуация.
– Может, так и было.
– Дженнифер, тебе шестьдесят пять.
– А. Да.
– Как бы то ни было, Аманда сделала или сказала что-то расстроившее тебя необычайно быстро прямо перед смертью.
– И что это было?