– Самоубийство? – спросил Доусон, и этот вопрос был не так глуп, как могло показаться на первый взгляд. Они и раньше присутствовали в местах, где люди погибали под колесами поездов. В большинстве случаев самоубийцы спрыгивали с моста прямо перед идущим локомотивом, не давая машинисту никакого шанса затормозить. А некоторые делали это, когда поезд только отходил от станции, – вместо того чтобы прыгать, они просто сгибались и падали на рельсы.
Лично Брайант считал их эгоистичными ублюдками. Он встречал машинистов с посттравматическим синдромом[63], депрессией и другими признаками не менее разрушительных психических заболеваний, которые были результатом решения какого-то идиота свести счеты с жизнью.
Отвечая на вопрос Кевина, Китс наклонился и показал на остатки веревки, которые упали между рельсами, вместе с большей частью пальцев жертвы. Чистота срезов на этой веревке немедленно вызвала ассоциацию с топором, который используют в мясных лавках.
– Даже самые упертые из них не могут связать себе обе руки, – заметил патологоанатом.
– А может быть, ему кто-то помог? – уточнил Брайант. Ему приходилось слышать и о более странных случаях помощи при самоубийствах, чем этот.
– То, что ему помогли, совершенно очевидно. Неясно только, просил ли он об этом… Посмотрите на следы между лопатками.
– Его пытались удержать на месте, когда проходил поезд? – предположил Доусон, высказав вслух то, что пришло на ум и его напарнику.
– Нет, – покачал головой Китс, – потому что в этом случае преступник был бы слишком близко от поезда.
Брайант заставил себя посмотреть на обрубок шеи, оставшийся на плечах погибшего. Лужа крови залила щебенку между двумя рельсами в том месте, где ему отрезало голову. Это напомнило сержанту дешевые трюки с гильотиной и корзиной для голов. Только теперь это был не трюк, и голова была сделана не из резины.
Китс указал на еще один кусок садовой веревки, врезавшийся в белое, тестообразное тело.
– Хотели зафиксировать его шею? – произнес Брайант.
– Думаю, это было сделано для того, чтобы быть уверенными, что он смотрит в нужную сторону, – кивнул патологоанатом.
С этими словами он показал на восток.
В этом месте рельсы шли дальше прямо еще метров двадцать после обезглавленного тела, а потом исчезали за крутым поворотом. У машиниста не было никакой возможности остановить поезд.
– У него не было ни одного чертова шанса! – выдохнул Доусон. – Для того чтобы остановиться, поезду, двигающемуся со скоростью в шестьдесят миль в час, надо не меньше двухсот метров.
Брайант невольно содрогнулся. Жертва слышала приближающийся поезд, который шел в ее сторону, ждала, пока он появится, и молилась, чтобы машинист вовремя ее увидел. Все это время мужчина хорошо понимал, что с ним должно произойти.
Полицейский еще раз передернул плечами и посмотрел на своего коллегу, который неожиданно стал белым, как бумага.
Вслед за Кевином Брайант задумчиво посмотрел на мешковатые джинсы с низким поясом и торчащие из-под них ярко-оранжевые трусы. Из-под поношенной синей куртки «Норт Фэйс»[64] выглядывал кусок яркой материи.
– Кев, ты как? – позвал Брайант напарника.
Доусон проигнорировал его вопрос, и он снова повернулся к патологоанатому.