Бумеранг, или Несколько дней из жизни В.В.

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ты что сделал, дурак? — Сбив Фёдора с ног, навалившись сверху, морщась от дыма и пыли кричал оглохший Виктор Викторович. — Ты же их убил там, наверное? Ты же…

Фёдор плакал. Не от боли, от бессилья.

— Зачем ты помешал, зачем, идиот? Их убивать надо. Я должен был. Они кровопийцы. Я не за тем в Чечню шёл, я… «пузана» этого и всех с ним… Мочить, мо…

Договорить он не успел. Подбежавшие «консультанты по безопасности» пузана, выдернули Фёдора из-под Виктора Викторовича. Фёдору скрутили руки, Виктора Викторовича подняли, поставили на ноги, отряхнули пыль с куртки и брюк.

«Пузан» жал руку… и другие тоже. Никого из гостей Виктор Викторович в лицо не знал. Женщин не было. Значит «мальчишник». Люди в возрасте, вальяжные. По виду не то почтенные судьи, не то магнаты. Четверо. По перстням на пальцах, явно бывшие бандиты, теперь явно уважаемые люди. Был среди них и тот самый сейчас суетящийся депутат, и ещё один, такой же, молодой, похоже из «Наших». Гости с лысинами. Двое с бородками а-ля Хемингуэй, двое с трёхдневной щетиной. Один с курительной трубкой в зубах, остальные с сигаретами, по виду джентльмены, на руках дорогие часы, ногти и пальцы рук ухоженные. У «пузана» рука потная, у следующего такая же, у остальных сухие, но вялые. Своих имён они не называли, протягивали руки и улыбались механической улыбкой. Фигуры и рост у всех разные, но одеты более чем прилично. От них веяло дорогим парфюмом. Виктор Викторович машинально отметил, у одного, как у Сильвио… И машины на территории стояли серьёзные. От Майбаха до Бентли. Не считая машин сопровождения Гелендвагенов и Крузеров, Вальяжные «товарищи», влиятельные. Таких лиц Виктор Викторович в своё последнее премьерство уже не видел. «Уважаемые», видимо из второго эшелона, из теневого. На «первой» линии их давно сменили почтительно-взволнованные, поедающие взгляды чиновничьей и прочей аудитории. Молодой, при чём. К таким Виктор Викторович и привык. А здесь, «эти», были, не просто были, ели и пили, здравствовали. Кто они, кто? После эпизода с «мухой», гостей и хозяина потянуло за стол, к выпивке. Накрыт стол щедро и шикарно. Кто они? Чем ему могут помочь? Вытянуть бы на разговор, — размышлял премьер, ковыряя вилкой в овощном салате. Пока решил осмотреться. Если за столом женщин нет, значит будут говорить или о политике, или о рыбалке, либо о женщинах. Так оно и получилось. Пузан предложил тост.

— Я предлагаю выпить за нашего нового друга, за Виктора, моего тёзку. Он, поступил геройски. Как настоящий друг и товарищ. Всех нас сегодня спас. Всех! Дай я тебя, брат, поцелую.

Увернуться от мокрых губ Виктор Викторович не смог. Махом запил водкой.

— А как с этими? — отдышавшись, спросил он, кивая головой в сторону забора.

Кладя вилку и нож, пузан легко ответил.

— Нет проблем! Я в деревню послал уже своего халдея, он там уладит. Не впервой. Мани-мани… сам понимаешь… А из Фёдора этого, душу — мои — сейчас вытряхивают. Кстати, предлагаю пройти, развлечься.

Фёдора били в подвале. Безжалостно. В кровь. Двое крепкого телосложения парней, привязав стрелка спиной к барабану большого колеса, заворачивали на дыбу, ломали позвоночник. Фёдор хрипел, стонал, терял сознание. Его из шланга поливали водой. Захлёбываясь, он приходил в себя, что-то бормотал, Что именно, понять было не возможно… Гости, с бокалами в руках, пузан с бутылкой виски, и Виктор Викторович с ними, остановились поодаль.

— Тёзка, послушай, что он там говорит, сука! — Указывая бутылкой, приказал Виктору Викторовичу пузан. — Пусть скажет, гад, кто его подослал, на кого он работает. Кто? Кто? Кто? — требовал «неряшливый». Летела слюна, глаза его зло выглядывали из заплывших жиром щёк. — Сволочь! Угробить меня хотел. Кого, а? Меня!! Всех нас!! Моих… Меня!!

— Он не скажет. Его полиции нужно сдать. Следователю. — Заметил премьер.

— Ты чё, тёзка, — воскликнул пузан, — а мы здесь тебе кто? Мы лучше ментов, мы в законе. Нам и решать. Ты чё-та, брат, не в ту степь дуешь. Ты слишком правильный, что ли?

— Нужно бы по закону.

— Так, а мы и есть закон! Или ты про тот, государственный? Ха-ха-ха… Так нам тот закон по барабану. — Произнёс он, разливая виски по гостевым бокалам. Гости смотрели на «переводчика» с любопытством. — Я что-то не пойму, мужик, не догоняю, или ты… Нет, ты же нас спас сегодня. Я видел, все мы видели… А дуешь не в ту степь. Не пойму. Или тебе Фёдора этого жалко? Жалко да, скажи, жалко? А жалко знаешь где? — Лицо пузана неожиданно расплылось в усмешке. — У пчёлки в жопе. Вот где твоё жалко. — Усмешка слетела, пузан махнул рукой. — Всё, мочите этого, не хрен с ним возиться. Быдло есть быдло. Пошли за стол. — Гости повернулись и потянулись на выход…

Виктору Викторовичу хотелось сказать, так же нельзя! Это же преступление, это же средневековье! Сейчас не 37-й год, вы не НКВДе, это не подвалы Берия. Это самосуд. Мы в новой России, люди! В новой!!

Какой Берия, какой суд, — если бы услышал, ответил бы пузан, — ты что, тёзка, эта сволочь нас угробить хотела, ему пули мало, его разорвать надо, собакам скормить. Он весь сюрприз мне, сволочь, испортил.

«Хрена вам, а не БТР… — едва шептал разбитыми губами Фёдор. — Вам не жить, сволочи, кровопийцы! Всё равно достану. Никакой забор не спасёт. Заведу танк и раскатаю… Раскатаю. Отомщу. Не я, так другие. За всех, кто…»

Вернувшись, гости вновь расселись за столом. Потянулись к бокалам… Неожиданно, привлекая внимание, вспыхнули софиты и прожектора, осветив не очень большой подиум, через секунду в ярком свете возник лощёный тип средних лет, в блестящем костюме, лакированных туфлях, с причёской а-ля гребешок, тряхнул головой, сочным баритоном в микрофон призывно вскричал: «Господа, извините, что отрываем, для вас поёт Великая, несравненная Примадонна Российской, и не только Российской эстрады Алла Пугачёва!» Гости отставив бокалы, вежливо похлопали. Наступая на жидкие аплодисменты, в записи мощно зазвучал оркестр, в лучах прожекторов появилась Примадонна. Не высокая, с голыми коленками и широком балахоне. На голове шляпа, пышные волнистые волосы обрамляли лицо. Яркий мэйкап. В такт мягко покачивая бёдрами, загадочно улыбаясь, примадонна переступила, отмахнула от лица своевольную прядь волос, поднесла микрофон к губам: