За темной полоской мокрого песка, словно жидкий металл, блестит океан. Какая-то женщина (может, журналистка?) заинтересовалась нашим разговором. Приблизившись к нам, она щелкает кнопкой на небольшом диктофоне.
– У нас все отлично.
– Приятно слышать это. Передай своей маме привет от Куки.
– Простите за беспокойство. – Репортерша поравнялась с нами и, не замечая Куки, сует свой айфон мне в лицо. По виду не скажешь, что ей действительно неловко меня беспокоить. Она явно страдает лишним весом. На ней нейлоновый костюм. Под мышками расползаются темные круги.
– Меня зовут Марджи. Я из «Вестника побережья». – Она делает паузу, словно ожидая, что я начну аплодировать. Но я не издаю ни звука, и она продолжает: – Я хотела бы задать вам несколько вопросов.
Куки издает негодующий возглас, так как репортерша без зазрения совести становится прямо перед ее носом, полностью закрывая ей обзор.
– Может, займетесь чем-нибудь
– Я в поисках разных интересных историй, – отвечает она с готовностью. У Марджи большие выпученные глаза, и она практически не моргает, что делает ее удивительно похожей на исключительно тупую лягушку. Но она не тупая. Это я вам точно говорю. – Я живу рядом с Сомервиллем. Ты ведь из Сомервилля, да? Это ведь ты попала в ту ужасную аварию. Это было недалеко отсюда, так ведь?
Куки издает неодобрительное сопение.
– Уверена, она не хочет об этом говорить, – заявляет она, бросая в мою сторону полный надежды взгляд. Она явно хочет, чтобы я опровергла заявление журналистки.
К этому моменту по моей спине струится пот, а вокруг целыми стаями кружат жирные крупные оводы. Внезапно я понимаю, что мое единственное желание – сбросить одежду и помыться, соскрести со своей кожи этот день вместе с Куки и этой репортершей с глазами рептилии, которая лениво смотрит на меня, словно я – насекомое, которое она готовится проглотить.
Чуть дальше по пляжу коп, похожий на папочку, машет руками и кричит что-то, чего я не могу расслышать. Но его жесты ясны. Он хочет сказать, что здесь мы закончили. Я чувствую огромное, непередаваемое облегчение.
– Слушайте, – собственный голос кажется мне чужим, слишком высоким, и я прочищаю горло, – я пришла сюда, как и все, просто чтобы помочь. И знаете что, я правда считаю, что мы должны сосредоточиться на поисках Мэдлин. Идет?
Куки мурлычет что-то, что звучит одновременно одобрительно и немного разочарованно.
Репортерша Марджи все еще стоит, вцепившись в свой дурацкий айфон, словно это волшебная палочка. Я разворачиваюсь и направляюсь обратно к парковке, а толпа снова разбивается на небольшие группы. Люди переговариваются тихо, почти благоговейно, как будто только что закончилась церковная служба и всем нам неудобно начать разговаривать обычными голосами.
– Как ты думаешь, что случилось с Мэдлин Сноу? – кричит репортерша мне вслед громко и равнодушно, слишком равнодушно.
Я замираю. Может, это просто мое воображение, но мне кажется, что толпа тоже замирает, что на секунду время останавливается и этот день превращается в один кадр. Фильтр – сепия. Разбеленные пятна серого и желтого. И спокойное серебристое море.
Марджи все еще смотрит на меня, не моргая.
– Может, ее просто все достали, – отвечаю я. Горло жжет от жары и соли. – Может, она просто захотела, чтоб ее оставили в покое.
ТЫ НАМ НУЖЕН!