Пропавшие девочки

Дары нет.

В первую секунду чувствую тошноту. Но потом меня захлестывает злость. Я обхожу салат-бар и проталкиваюсь сквозь обычную толпу детей, тыкающих друг в друга карандашами, и родителей, потягивающих вино из бокалов размером с кувшин.

Когда я приближаюсь к столу, отец поворачивается к маме с жестом, выражающим безнадежность.

– Я не могу им дозвониться. Ни одной, ни другой. – Но в эту секунду он замечает меня. – Наконец-то.

Он подставляет щеку, жесткую и пахнущую кремом после бритья.

– Я как раз тебе звонил.

– Простите. – Я сажусь напротив мамы, рядом с пустым стулом, оставленным для Дары. Лучше им рассказать. – Дара не придет.

Мама таращится на меня.

– Что?

Я делаю глубокий вдох.

– Дара не придет. Нет смысла оставлять ей место.

Мама все еще смотрит на меня так, словно у меня выросла вторая голова.

– Что ты..?

– Йуууу-хууу! Ник! Шарон! Кевин! Уже бегу. Извините за опоздание.

Я поднимаю глаза и вижу тетю Джекки, которая приближается к нам, лавируя между столиками, прижимая к груди огромную кожаную сумку с таким усилием, словно, если отпустить кожу, сумка немедленно улетит в открытый космос.

Как обычно, на тете много бижутерии с разноцветными крупными камнями, точнее, «магическими кристаллами». Так она однажды поправила, когда я спросила, зачем она носит так много камней. Выглядит она, как человеческая версия новогодней елки, длинные волосы распущены и едва не достают до попы.

– Простите, простите, простите, – повторяет она. Тетя наклоняется, чтобы поцеловать меня, и я улавливаю легкий запах, напоминающий сырую землю. – Пробки ужасные. Как у вас дела?

Тетя Джекки секунду вглядывается в мамино лицо, прежде чем ее поцеловать.

– Я в порядке, – отвечает мама с легкой улыбкой.

Прежде чем сесть, тетя Джекки с минуту изучает ее лицо.