– Да.
Когда я поднимаюсь к себе в комнату, чтобы обуться, мама идет за мной и останавливается в дверях, словно ожидая приглашения.
– Что ты там делала? – осторожно спрашивает она.
Учитывая ее отстраненность, неудивительно, что она даже не заметила,
Я сую ноги в кеды, которые сильно деформировались за лето, став абсолютно бесформенными от воды и пота.
– Сегодня ее день рождения, – объясняю я, как будто мама об этом не знает. – Я просто хотела с ней поговорить.
– О, Ник! – Мама обхватывает себя руками. – Я была такой эгоисткой. Я даже и не думала о том, как тяжело тебе, должно быть, здесь. Быть дома.
– Я в порядке, мам. – Ненавижу, когда она становится такой, как сейчас: только что была в порядке, а в следующую секунду в ее голове какая-то путаница, сплошной сумбур.
Тыльной стороной она прикладывает ладонь по очереди к обоим глазам, будто пытается загнать обратно головную боль.
– Это хорошо. Я люблю тебя, Ник. Ты ведь знаешь это, правда? Я люблю тебя и так волнуюсь о тебе.
– У меня все в порядке. – Я закидываю сумку на плечо и прохожу мимо нее. – Я в полном порядке. Увидимся вечером, ладно? В семь часов. У «Серджио».
Мама кивает, ее рука все еще лежит на лбу, силясь прогнать головную боль.
– Ты думаешь… Ты думаешь, это хорошая идея? Сегодня вечером, я имею в виду. Собраться всем вместе?
– Думаю, будет просто чудесно, – отвечаю я, и, если подсчитать, это уже третья моя ложь за сегодняшнее утро.
Дары нет в кабинете, но одеяла на диване скомканы, и на тахте осталась пустая банка из-под диетической колы, а значит, часть ночи она все же провела внизу. Дара такая – загадочная и неуправляемая, появляющаяся и исчезающая по собственному желанию, не замечает или просто не интересуется тем, что другие люди за нее волнуются.
Может, вчера вечером она уже праздновала с кем-то день рождения заранее и провела часть ночи на кровати какого-то случайного парня. Возможно, она встала пораньше в одном из своих редких приступов раскаяния и вернется через двадцать минут, насвистывая, без макияжа, с бумажным пакетом, полным пончиков с корицей, и свежим кофе.
Снаружи на градуснике уже девяносто восемь градусов. На этой неделе в город пришла волна жары, удушающей, бьющей рекорды. Воздух раскалился, словно в духовке. Прямо то, что нужно сегодня.
Я выпиваю всю воду из бутылки раньше, чем дохожу до автобусной остановки, и хотя кондиционер в автобусе работает на всю катушку, солнце все равно проникает сквозь окна, отчего внутри тепло и затхло, словно в сломанном холодильнике.
Женщина рядом со мной читает одну из газет, распухших от огромного количества купонов, флаеров и буклетов, рекламирующих распродажу у ближайшего дилера «Тойоты». Заголовки, само собой, посвящены «делу Сноу». На главной странице – зернистое фото Николаса Сандерсона, покидающего полицейский участок с женой. Оба низко опустили головы, словно из-за сильного дождя.
«Полиция сняла все обвинения с Николаса Сандерсона», – гласит заголовок.