– Правда, хорошо посидели? – спрашивает Роб на пути домой.
Городские огни потускнели под проливным дождем, «дворники» чертят полукруги на лобовом стекле, их монотонный ритм почти гипнотизирует. Обзор открывается только на мгновение. Я отвечаю, что было чудесно. Мы оба знаем, что я кривлю душой: Фин «по уши в учебе», а Саша в последний момент не смогла прийти. Вместо традиционного праздничного ужина вчетвером – дома или в любимом итальянском ресторане – мы поели вдвоем в бистро, где обычно отмечаем годовщину свадьбы.
– Что-то испортилась у них кухня, – говорит Роб. – Стейк был так себе. А как твоя рыба?
– Очень вкусная. – Я продолжаю смотреть на дорогу, затем оборачиваюсь к нему. Знакомый профиль с годами немного изменился. Ничего радикального: Роб не располнел, не отпустил и не сбрил бороду, просто подбородок стал округлее, а нос – чуть длиннее. – Жаль только, что дети не смогли прийти.
Роб хмурится.
– Извини, – говорю я, хотя и не думаю жалеть о сказанном. – Сам знаешь, что я их очень ждала. Пятьдесят пять лет как-никак.
– Значит, тебе можно называть свой возраст. А попробовал бы я… – Он улыбается. – Ты ведь помнишь, что мне под шестьдесят.
– Для тебя это не трагедия, – улыбаюсь я в ответ. – Вчера я могла сказать «мой возраст ближе к пятидесяти, чем к шестидесяти», а сегодня не могу.
– Мы оба стали старше на один день, – замечает Роб, лихо маневрируя на извилистом участке дороги. Стрелка спидометра переходит разрешенные тридцать миль в час. – Лучше стареть, чем не жить.
Я смотрю в залитое дождем окно. Девушки, в обнимку шагающие по тротуару на каблуках и в открытых платьях, прикрывают головы сумками от дождя. Парни, многие на вид младше Фина, отпускают им вслед шуточки. Мы останавливаемся на красный свет у перехода. Рядом тормозит машина, набитая гуляющей молодежью. Она по миллиметру продвигается вперед, и на миг мы встречаемся взглядами. Должно быть, мы кажемся им глубокими стариками, которым уже давно пора домой спать. Загорается зеленый; Роб жмет на газ, и тут из тени под колеса выскакивает одинокая фигурка.
– Роб! – кричу я.
Он бьет по тормозам, однако машину несет вперед на скользком асфальте. Девушка беззаботно машет друзьям, которые ждут ее на той стороне улицы, как будто находится в звуконепроницаемой неуязвимой оболочке. Она видит только свою цель и не подозревает об опасности, а тем временем расстояние между нами неумолимо сокращается. Я открываю рот, чтобы закричать, и подношу ладони к глазам, но машина наконец останавливается, и лобовое стекло окатывает вода из огромной лужи.
– О боже! – Я прижимаю руку к груди. – Мы чуть не…
– Джо, я ее видел. – Роб жмет на клаксон и кричит девушке: – Ты что, ослепла?!
Она, не оборачиваясь, торопится к друзьям.
– Ты ее чуть не сбил. – Я едва перевожу дух от испуга и пытаюсь ослабить ремень на груди, резко натянувшийся при торможении. Сердце бешено стучит.
– Не сбил же, – отвечает Роб, заводя мотор.
Он с завидным спокойствием, правда, чуть обиженно, замечает, что на нашей стороне его скорость реакции и немецкий автопром. Я припоминаю бутылку вина, которую мы выпили за ужином, и благодарю бога, что все закончилось благополучно. Так и вижу, как девушку подбрасывает на капот, затем на лобовое стекло… На ее месте могла быть наша дочь. Между прочим, ее лицо смутно знакомо… Я вытираю испарину со стекла и смотрю ей вслед. Друзья вытягивают руки и заключают девушку в объятия, беззаботно смеясь, как будто они все до одного неуязвимы. Неожиданно в толпе мелькает шлейф длинных белокурых волос.