Попрыгунчики на Рублевке

22
18
20
22
24
26
28
30

– Скорей! Сейчас все повторится, – грубо прикрикнул таксист. Этот молодой парень не выдержал дороги – несколько раз по пути казалось: либо опрокинет ураганом, либо обрушит на машину острый, как бритва, разогнавшийся до сумасшедшей скорости лист кровельного железа. Элла остановила таксиста случайно, когда уже думала – никогда не добраться до условленного места. Порывы ветра налетали каждый раз с большей силой, транспорт остановился… Лишь один безумец зачем-то ехал вдоль тротуара на малой скорости. Стоило вытянуть руку – он затормозил…

Едва Фицджеральд выскользнула из автомобиля, его дверца с силой захлопнулась. Порыв ветра сорвал с головы субъекта на другой стороне улицы кепочку с длинным козырьком. Она взметнулась вверх, на уровень второго этажа, потом еще выше, камнем упала вниз, заскользила по бордюрной кромке.

Вывеска кофейни невредима. Вход в подвал, укрытый надежным, сваренным из железных листов козырьком, смотрелся входом в бомбоубежище. Элла побежала через дорогу. На самой середине, где улица разделена белой полосой, нога подвернулась, сильный удар воздуха повалил толстуху набок. Она попыталась выбросить в сторону руку. Падая, как-то неловко повернулась, ударилась об асфальт выставленным локтем.

144

Незнакомый Элле человек покосился на разорванный рукав, ничего не сказал. Кофейня забита до отказа. Машинка для приготовления кофе не прекращала работу ни на секунду. В ярком свете лампы, укрепленной за стойкой на стене, было видно, как вверх непрерывно тянется тонкая струйка пара. Большинство посетителей – студенты.

Под потолком в углу работал телевизор. Местный канал транслировал подробности обрушившегося на город урагана. Львиная доля съемок была с Невы. Огромные волны, заливаемые набережные, опрокинутый катер. Терпящий бедствие экскурсионный кораблик, который с силой ударило о гранит причала.

– В девятнадцатом веке тоже ураган? – поинтересовалась Элла у собеседника.

Она понимала: никакого позапрошлого столетия нет, все это лишь игра воображения. А если в забытьи выйдет из кафе на улицу?!.. Скорее всего так и произойдет…

Человек помедлил с ответом.

– Там вы окажетесь в безопасности, – наконец проговорил он.

– Если только вам не взбредет в голову нарушить инструкции… Сейчас начнется… В этом случае пеняйте на себя.

Фицджеральд решила, что у нее начался бред. Рот мужчины, сидевшего напротив за столиком, плотно сжат. Он не произносил ни слова.

Лишь спустя полтора десятка секунд до нее дошло – сзади есть кто-то еще: он говорит ей едва ли не в самое ухо. Радостное волнение, охватившее ее, было недолгим – Элла провалилась во мрак…

145

В три часа ночи в вестибюле гостиницы вдруг стало пусто. Пять минут назад у менеджера, сидевшего за стойкой, возникло ощущение, будто сейчас не ночь, а самый разгар дня: вертушка в дверях не переставала крутиться… Перед подъездом одно за другим останавливались такси. Служащие гостиницы, одетые в красочную униформу, подкатывали тележки к багажникам автомобилей. Увесистые чемоданы, кожаные дорожные сумки складывались друг на друга – сотрудники ночной смены с достоинством катили груз в сторону лифта. На полпути останавливались, ждали, когда менеджер объявит, какой номер отводится очередному постояльцу.

Ночью было как никогда много измученных пассажиров, прибывших поздними неудобными рейсами.

Не успевали гостиничные служащие закатить тележки с вещами в лифт, вестибюль, как по команде, заполнялся сильно подвыпившими постояльцами – еще минуту назад они сидели, навалившись локтями на стойку гостиничного бара. Одновременно с улицы появлялись не менее «трезвые» гости Петербурга. Видимо, только недавно вспомнили, где остановились и что пора ложиться спать.

Менеджер, который сейчас стоял за стойкой, работал в гостинице недавно. Еще не устал удивляться, как бурно и бессонно некоторые люди проводят ночи в его городе.

Мысленно представлял себя одним из них. Только не в Петербурге, а в какой-нибудь европейской столице… Тишина, воцарившаяся в лобби, заставила очнуться от грез. В роскошных интерьерах он был теперь один. Даже носильщики исчезли.

Минута, другая, третья… Его стала пугать эта пустота. «Три часа ночи! – попытался он себя успокоить. – Должны они когда-нибудь угомониться».