Ненужные,

– Нина, – хрипло прошептал Данилыч, глядя на облезлый череп, на котором еще оставались лоскутья рыжеватых волос. Он так любил, когда жена расчесывала свои волосы – шикарные густые волосы, похожие на водопад из расплавленной меди…

– А я-то думал… бросила меня… убежала, забрав деньги…

Из глаз закапали слезы, но старик не вытирал их, и едкие капли падали прямо на усохшую голову.

Так он просидел минут двадцать, пока конечности не затекли, а ягодицы не онемели от пола, источавшего могильно-жгучий холод.

С трудом передвигая ватные ноги, Данилыч заковылял к бочке.

– Я убью тебя, Сапог, – шептали его побелевшие губы. – Убью, проклятый недоносок… Не сын ты мне больше…

Вот и дождевая бочка. Высокая, потемневшая, в глубоких вмятинах, эдакий уродливый футляр, хранящий в себе страшный секрет.

Данилыч остановился возле бочки, чувствуя, что ком в глотке растет, распирая шею, грозясь вот-вот взорваться кровавыми ошметками вен и артерий.

– Я не могу, – прошелестел он.

Он хотел уйти.

Уйти и сесть возле люка, ведущего на волю, покорно ожидая, когда, наконец Сапог соизволит выпустить его наружу, но какая-то неизъяснимая сила, о существовании которой его разум даже не догадывался, отказалась повиноваться командам мозга, и он остался.

Наклонившись, он сунул руку и, нащупав что-то твердое и черствое, медленно вытащил наружу.

Ступня. Мертвые ногти почернели и отслоились, кожа усохла, затвердела и сморщилась, став похожей на пыльный чернослив.

Данилыч аккуратно положил ступню на пол и вновь склонился над бочкой. С каменным лицом он вынимал все новые и новые части разрубленного тела – лодыжку, предплечье, часть ягодиц, кисть… Неожиданно его рука извлекла дохлую крысу. Облезлый хвостик скручен спиралькой, лапки беспомощно поджаты, словно грызун отчаянно противился своей участи.

Когда рука переставала дотягиваться, Данилыч, не меняя выражения лица, опрокинул бочку, ударив ее несколько раз ногой – за зиму она прочно примерзла к полу.

Вытряхнув остатки расчлененного трупа, старик несколько секунд непонимающе смотрел на фрагменты тела. Выбрав предплечье, Данилыч, превозмогая страх, внимательно осмотрел засохшую культю. Несмотря на потемневшую кожу и гнилостные изменения, на локте он смог разглядеть крупное родимое пятно. Стиснув зубы, старик вспомнил, как стеснялась этого пятна Нина, предпочитая носить одежду с длинным рукавом… И если до этого еще были хоть какие-то сомнения, то теперь они рассеялись, как прах из разбитой кладбищенской урны.

– Что же тут произошло? – чуть слышно вымолвил он. Слезы отчаяния душили его, выворачивали нутро наизнанку. – Что же эта нелюдь сделала с тобой?!

Он поднял кисть со скрюченными пальцами и в безумном порыве поцеловал мертвую плоть.

– Что тут произошло?!! – с надрывом закричал Данилыч, глядя в потолок безумным взглядом. – За что ты разрезал на куски мою жену?!! Твою вторую мать?!! ЗА ЧТО?!!!

* * *

– А теперь самое время покурить, – с серьезным видом объявил Сапог. Он глянул на неподвижно лежащую девочку. Волосы спутались и полностью закрыли ее лицо.