– Они не на нашей территории, так что мы мало что можем сделать.
Мама мечется от одного окна к другому, закрывая жалюзи. Мы с Джеком помогаем ей.
Мне отчаянно хочется не попадаться никому на глаза, но я не могу позволить этим уродам запереть меня в доме.
– Мы снова выйдем.
Мама кривится.
– Они будут ходить следом и снимать вас, заглядывая через забор.
Я направляюсь в кухню, чтобы налить нам пару стаканов виноградного сока.
– Надеюсь, что не прямо сейчас.
Мы с Джеком выходим на улицу, наклонив головы так, чтобы ни одна камера не могла увидеть нас за живой изгородью. На горизонте чисто, и мы устраиваемся на качелях.
Он ставит свой стакан на землю.
– Постарайся ничего не пролить на меня, ладно?
Прошло всего лишь три недели с момента, когда мы сидели в другом дворике на той кошмарной вечеринке в честь окончания учебного года.
Я смеюсь.
– Я уже не та Эйслин, которая это сделала.
Мы оба осекаемся. В каком-то смысле это правда. Я не могу быть прежней. Не со всеми этими странными ДНК, внедрившимися в мой организм.
Он берет меня за руку.
– Ты осталась прежней – с той точки зрения, которая действительно важна.
Многое бы отдала, чтобы узнать, что это за точка зрения. Но я просто благодарю его и отталкиваюсь ногами от земли, чтобы раскачаться.
Мы сидим лицом друг к другу. Хотя это кажется мне небольшим жульничеством, я пытаюсь прочитать его выражение лица, используя свои новые способности. Одновременно с этим я оцениваю его выразительные скулы и челюсть, и золотисто-коричневую загорелую кожу. Только потом я замечаю тревогу и беспокойство в этих бесконечно голубых глазах.
Он кладет руку на спинку сиденья. Воспользовавшись этой возможностью, я кладу свою рядом, наши теплые руки соприкасаются. Он вздрагивает – но почти незаметно. Почти. Но он не убирает руку.