– Эйслин! Вам разрешают посещать публичные места? Куда вы идете?
Конечно, я не отвечаю ни слова.
Другой репортер подсовывает мне микрофон, когда я торопливо прохожу мимо него:
– Что вы думаете о жертвах «харизмы» в Лос-Анджелесе, которых побили, когда они прошлым вечером пришли в клуб?
Я останавливаюсь как вкопанная.
– Что?
– Говорят, что это преступление на почве ненависти. Вы уверены, что хотите пойти куда-то в одиночку, без защиты?
Отпирая машину, я верчу ключи в руке.
– Здесь не Лос-Анджелес. Но спасибо за предупреждение.
Забравшись в машину, я сижу, прикусив губу. Я была бы не прочь немного поразмыслить, но репортеры крутятся за окном. К счастью, никто не следует за мной, когда я выезжаю со двора.
Шейн живет на западной окраине Такомы, на берегу океана. Светит солнце, так что местные высыпали на улицы, а на дороге пробка. Но сегодня подходящий день, чтобы ехать с открытыми окнами и громкой музыкой, так что я стараюсь наслаждаться всем этим. Я подъезжаю к желтому коттеджу, напоминающему бунгало, вокруг которого слоняется лишь пара репортеров. Я улыбаюсь, не обращая внимания на вопросы о нехватке любви в моей личной жизни.
Шейн открывает дверь и машет рукой репортерам у меня за спиной.
– Устроить тебе экскурсию?
Я точно знаю, где она закончится.
– Нам еще долго ехать, а вечером я договорилась встретиться с Джеком, так что мне нужно быть дома к пяти.
У него дергается глаз.
– Ах, наши голубки решили умереть от несбыточных желаний.
Он показывает на черный «компакт», стоящий на улице.
– Вон моя машина.
Я хочу убедиться, что все идет по плану – по моему плану. Поэтому говорю: