Последние Девушки

Вот чего полиция не знает, по крайней мере пока не нашла компьютер Лайзы, это что за час до всего этого она отправила мне письмо. Эта мысль приходит мне в голову, когда мы собираемся вокруг телефона Купа, включенного на громкую связь, чтобы всем было слышно.

«Куинси, нам нужно поговорить. Это очень важно. Пожалуйста, пожалуйста ответь мне».

Мы расположились в гостиной, я стою во главе стола, слишком опечаленная и разгневанная, чтобы сесть. Лайза по-прежнему мертва, и новые откровения этого не изменят. Но теперь я оплакиваю ее по-другому, сильнее и острее.

Убийство – тварь куда более жестокая, чем суицид, хотя конечный результат в обоих случаях один и тот же. Эти слова различаются даже по звучанию. «Суицид» шипит, как змея, это слабость разума и души. «Убийство» наводит на мысль о бурой грязи – темной, густой, наполненной болью. Мне было проще пережить смерть Лайзы, пока я думала, что это самоубийство. Это означало, что она сама приняла решение умереть. Правильный или нет, но это был ее выбор.

Убийство – это не выбор.

Куп и Сэм, молча и неподвижно сидящие по ту сторону стола, кажется, поражены не меньше меня. Поскольку Куп никогда раньше не был у меня дома, его присутствие придает и без того странной ситуации сюрреалистический оттенок. В гражданской одежде, неловко примостившийся на изящном стуле, он выглядит как-то неуместно. Будто это не настоящий Куп, а какой-то самозванец, обманом проникший на чужое место. Меж тем поддельная жизнерадостная Сэм осталась в кафе. Теперь она настоящая: стоит и обгрызает ногти, глядя в телефон Купа, будто может увидеть собеседника, а не просто безликий силуэт на дисплее.

Голос, который мы слышим, принадлежит знакомой Купа из полиции штата Индиана. Ее зовут Нэнси, она первой приехала в тот студенческий женский клуб после того, как Стивен Лейбман закончил свой кровавый праздник. Она была для Лайзы тем же, чем для меня Куп.

– Я не стану вам лгать, – говорит она хриплым от усталости и горя голосом, – улик, с которыми можно было бы работать, у нас очень и очень мало.

Я не могу сосредоточиться на ее словах, потому что в моей голове бесконечно прокручивается то письмо, будто зачитанное голосом Лайзы:

Куинси, нам нужно поговорить.

– Если бы эти недоумки тщательно обыскали ее квартиру сразу по обнаружении тела, как я их просила, все могло бы быть иначе. Но они не стали меня слушать, и теперь один Бог знает, сколько человек там топталось перед тем, как они соизволили явиться туда во второй раз. Место преступления загроблено. Отпечатки пальцев там теперь повсюду.

Это очень важно.

– Значит, того, кто это сделал, могут так никогда и не найти? – спрашивает Куп.

– Никогда не говори «никогда», – отвечает Нэнси, – но пока все выглядит далеко не лучшим образом.

Наступает короткая пауза, во время которой каждый из нас четверых думает, что, вполне возможно, мы никогда не найдем ответы на наши вопросы. Убийцу не накажут. Мотив не выявят. Никто не поймет, почему Лайза отправила мне письмо, перед тем как, ни о чем не подозревая, сделать первый роковой глоток.

Пожалуйста, пожалуйста, ответь мне.

Мне в голову, извиваясь, вползает еще одна тревожная мысль.

– Нам с Сэм что-то угрожает? – спрашиваю я.

Куп хмурится, делая вид, что ни о чем таком не думал, хотя меня ему, конечно, не обмануть.

– Да или нет? – настаиваю я.