Последние Девушки

– Вы и без того сделали очень многое, – возражает Джефф, – Куинни повезло, что в ее жизни есть вы.

– И ты, – говорю я, обращаясь к Джеффу, – мне так повезло, что у меня есть ты.

Я теснее прижимаюсь к его груди, ощущая щекой гладкий галстук. Решив, что так я выражаю страдания, – наверное, так оно и есть, – он обнимает меня еще крепче. Я не противлюсь, и тело Джеффа перегораживает мое поле зрения, затмевая фигуру Купа, который смотрит на нас из противоположного угла кухни.

Позже мы с Джеффом, лежа в постели, посмотрели очередной нуар. «Бог ей судья» с Джин Тирни в роли безумной, кровожадной молодой жены. Такой красивой. Такой порочной. По окончании фильма мы включили выпуск одиннадцатичасовых новостей. Внезапно показывают репортаж о деле, которое сейчас ведет Джефф. Профсоюз полицейских устроил пресс-конференцию с вдовой их убитого коллеги, требуя более сурового наказания для тех, кто обвиняется в преступлениях против стражей порядка. Прежде чем Джефф успевает схватить пульт и выключить телевизор, передо мной на долю секунды возникает лицо вдовы – бледное, изборожденное морщинами, обезображенное горем.

– Ну зачем ты, дай посмотреть, – говорю я.

– Мне кажется, тебе надо отдохнуть от плохих новостей.

– Я в порядке, – настаиваю я.

– Точно так же, как Сэм. А заодно и Куп.

Куп попрощался через несколько минут после появления Джеффа, невнятно извинившись и сославшись на долгий обратный путь в Пенсильванию. Сэм, явно пребывающая в подавленном состоянии, за ужином старательно избегала любых разговоров. А я по-прежнему злилась, несмотря на «Ксанакс», рогалики и полбутылки вина. И не успокоилась даже сейчас, несколько часов спустя. Во мне до сих пор полыхает какой-то иррациональный, всепоглощающий гнев. Я злюсь на все вокруг. Я злюсь на этот мир.

– Я знаю, как тебе сейчас трудно.

– Даже не представляешь.

Я говорю это не в сердцах, это ледяная истина. Джефф не может знать, каково это, когда одного из двух единственных человек, точно таких же, как ты, стерли с лица земли. Он не может знать, как это тоскливо, как страшно, как тяжело.

– Прости, – говорит он, – ты права. Я не знаю. Но я понимаю, почему ты так злишься.

– Я не злюсь, – вру я.

– Злишься.

Джефф на мгновение умолкает, и я напрягаюсь, зная, что он собирается сказать что-то такое, чего мне не хочется слышать.

– И раз ты уже и так злишься, лучше сообщу тебе прямо сейчас, что мне опять придется съездить в Чикаго.

– Когда?

– В субботу.

– Ты же только что оттуда вернулся.