Последние Девушки

– Это хорошо, – говорит Куп, – это очень хорошо, Куинси.

Он подходит ближе, его длинные ноги за один шаг преодолевают расстояние, для которого любому другому человеку потребуется сделать два. Еще шаг – и он останавливается рядом, возвышаясь над нами. А может, теперь лишь надо мной. Тина, вероятно, уже мертва. Не знаю точно.

Резким пинком Куп отшвыривает лежащий под рукой Тины нож, который летит в дальний угол, где его поглощает тень.

О том, чтобы бежать, нечего и думать. Палец Купа по-прежнему покоится на спусковом крючке. Чтобы прикончить меня, хватит одного-единственного выстрела. В точности как с Тиной. Я даже не уверена, что смогла бы бежать. Мое горе, таблетки и гнет воспоминаний о той ночи меня парализовали.

– Первые несколько лет я без конца гадал, что же тебе известно, – говорит Куп. – Когда ты в тот день попросила меня прийти в больницу, я решил, что это игра. Что тебе захотелось увидеть меня перед тем, как обо всем рассказать детективам. Я почти уже решил не приходить.

– А почему пришел?

– Думаю, я уже тогда любил тебя.

Я слегка покачиваюсь, ошеломленная отвращением. Случайно я смещаюсь влево, и палец Купа на спусковом крючке напрягается. Я приказываю себе остановиться.

– Сколько их было? – спрашиваю я. – До той ночи?

– Трое.

Колебаний в голосе нет. Это слово он произносит с той же легкостью, с какой заказывает кофе. Я надеялась хотя бы на паузу.

Трое. Задушенная женщина неподалеку от дороги и двое туристов, зарезанных в своей палатке. Все они упоминались в статье, которую я нашла в доме Лайзы. Думаю, она знала, что с ними случилось. И именно из-за этого умерла.

– Это болезнь, – продолжает Куп, – и ты, Куинси, должна меня понять. На самом деле я не хотел этого делать.

Горло сжимают подавленные рыдания. Из носа начинает течь, но я его не вытираю.

– Тогда зачем делал?

– В этих лесах я провел всю жизнь. Бродил по ним, охотился и делал вещи, для которых был еще слишком молод. На той широкой скале я потерял невинность. – От этого воспоминания Куп морщится, недовольный собой. – Она была нашей школьной потаскухой, готовой заниматься этим с кем угодно, даже со мной. Когда все закончилось, меня стошнило в кустах. Боже мой, как же мне было стыдно за то, что я сделал. Мне даже захотелось схватить ее за голову и разбить о ту самую скалу, только чтобы она никому ничего не рассказала. Удержал меня только страх быть пойманным.

Я качаю головой и прижимаю к виску руку. Каждое его слово откалывает от сердца маленький кусочек и разбивает его вдребезги.

– Пожалуйста, замолчи.

Но Куп продолжает говорить, с облегчением человека, который наконец-то смог исповедоваться.

– Но я был любопытным. Видит Бог, был. И решил, что служба в армии выбьет из меня дурь. Что когда меня заставят убивать ради страны, я потеряю к этому вкус. Но ничего не получилось. Я насмотрелся такой жути, что стало еще хуже. Вскоре после того, как я вернулся домой, я оказался в тех же лесах. Сидел в машине, и мне отсасывала какая-то шлюха, которая пыталась доехать автостопом до Нью-Йорка. Теперь я уже не боялся. Война вышибла из меня весь страх. В тот раз я сделал, что хотел.