– Бывало, – Куп отводит взгляд и смотрит на мир за окном, чтобы не смотреть ей в глаза. – В Афганистане.
– Черт! – восклицает Сэм. – Наверняка повидали немало дерьма.
– Повидал. Но говорить об этом не хочу.
– Значит, у вас с Куинси есть что-то общее.
Куп отворачивается от окна, но смотрит не на Сэм, а на меня. Его лицо опять принимает какое-то непонятное выражение. Будто на него вдруг накатывает тягучая, всепоглощающая тоска.
– С душевными травмами каждый справляется по-своему, – произносит он.
– И как со своими справляетесь вы? – спрашивает Сэм.
– Езжу на рыбалку, – отвечает Куп, – охочусь. Много хожу пешком. Как типичный пенсильванский парень.
– Помогает?
– Обычно да.
– Пожалуй, мне тоже стоит попробовать, – говорит Сэм.
– Я с удовольствием как-нибудь возьму вас с Куинси на рыбалку.
– Куинси была права, вы действительно супер.
Она тянется к Купу через стол и сжимает его руку. Он не противится. Мое раздражение все растет. Плечи охватывает напряжение, пробиваясь сквозь ватный слой «Ксанакса». Мне хочется принять еще одну таблетку. Как бы не превратиться в женщину, которая
– Мне нужно в туалет, – говорю я, хватая со стола сумочку, – ты со мной, Сэм?
– Конечно, – говорит она, подмигивая Купу, – девушки удивительно предсказуемы, правда?
Направляясь вглубь кафе, она опять машет рукой сидящему за столом писателю. Тот отвечает тем же. Мы с Сэм протискиваемся в туалет, рассчитанный только на одного человека, и, прижавшись друг к другу плечами, встаем перед запыленным зеркалом.
– Хорошо у меня получается? – спрашивает Сэм, проверяя, все ли в порядке с макияжем.
– Вопрос в том,
– Быть приветливой. Ты ведь этого хотела, разве нет?