Воссоединение

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ты его победил! – воскликнул Ричи, вскинув над головой сжатые в кулаки руки. – Молодец, Бен!

Бен пожал плечами:

– Думаю, я победил часть себя. Пожалуй, тренер меня подтолкнул… но я думаю, именно вы заставили меня поверить, что такое мне действительно под силу. И я это сделал.

Бен обаятельно пожал плечами, но Билл видел капельки пота, выступившие у него на лбу.

– Довольно исповедей. Но я готов выпить еще пива. Когда много говоришь, разыгрывается жажда.

Майк просигналил официантке.

Все шестеро что-то заказали и болтали о пустяках, пока не прибыли напитки. Билл смотрел на свой стакан с пивом, наблюдая, как пузырьки карабкаются по стенкам. Его забавляла и ужасала надежда, что кто-то еще расскажет историю о прожитых годах, допустим, Беверли – о чудесном человеке, за которого она вышла замуж (пусть даже он и был занудой, как и большинство чудесных людей), или Ричи Тозиер принялся бы травить байки о забавных случаях в радиостудии, или Эдди Каспбрэк рассказал бы им, каков на самом деле Тедди Кеннеди, сколько оставляет на чай Роберт Редфорд… или выдвинул бы несколько любопытных версий о том, почему Бен смог сбросить лишние фунты, а он по-прежнему не расстается с ингалятором.

«Дело же в том, – думал Билл, – что Майк может начать говорить в любую минуту, а у меня нет уверенности, что я хочу его слушать. И сердце у меня бьется слишком уж часто, и руки чересчур похолодели. Чтобы выдержать такой страх, надо быть на двадцать пять лет моложе. Так скажите что-нибудь, кто-нибудь. Давайте поговорим о карьерах и родственниках, о том, каково этовновь смотреть на давних друзей и осознавать, что время пару-тройку раз крепко врезало тебе в нос. Давайте поговорим о сексе, о бейсболе, о ценах на бензин, о будущем стран – участниц Варшавского договора. О чем угодно, за исключением одной темы, обсудить которую мы тут и собрались. Так скажите что-нибудь кто-нибудь».

Кто-то сказал. Эдди Каспбрэк. Но не стал описывать Тедди Кеннеди, не назвал сумму чаевых, которые оставляет Роберт Редфорд, даже не объяснил, почему не расстается с этой штуковиной, которую в далеком прошлом Ричи называл «сосалкой для легких». Он спросил Майка, когда умер Стэн Урис.

– Позавчера вечером. Когда я вам звонил.

– Это как-то связано… с причиной нашего приезда сюда?

– Я мог бы уйти от ответа и сказать, что наверняка никому знать не дано, раз уж предсмертной записки он не оставил, – ответил Майк. – Но случилось это практически сразу после моего звонка, поэтому предположение логичное.

– Он покончил с собой, так? – сухо спросила Беверли. – Господи… бедный Стэн.

Остальные смотрели на Майка, который допил пиво, прежде чем ответить.

– Он совершил самоубийство, да. Судя по всему, поднялся в ванную вскоре после того, как я ему позвонил, набрал воды, лег в ванну и перерезал себе запястья.

Билл оглядел стол, вокруг которого застыли потрясенные, побледневшие лица – не тела, только эти лица, напоминающие белые круги.

Как белые воздушные шары, лунные воздушные шары, привязанные давнишним обещанием, которое давно следовало признать утратившим силу.

– Как ты узнал? – спросил Ричи. – Об этом написали в местных газетах?

– Нет. С некоторых пор я выписываю газеты тех городов, где вы жили. Многие годы приглядывал за вами.

– «Я шпион» 13, – мрачно бросил Ричи. – Спасибо, Майк.