Птицы.
Солнце уже взошло, и он знал, что птицы всегда встречают рассвет звонким щебетом.
Сейчас же все было иначе: в лесу царило глухое безмолвие, словно в дотла выжженной пустыне.
Наконец ноги вывели парня к знакомой сосне, и он замер на месте, оцепенело пялясь на почернелый скворечник.
Он был на том же самом месте, словно Макс не растоптал его вчера в присутствии Валентины. Молодой человек яростно потер глаза, моргнул несколько раз, как если бы пытался избавиться от соринки, затем вновь уставился на птичий дом. Мысли кружились вихрем и путались, сталкиваясь и цепляясь друг за друга, словно кипящее варево в котле ведьмы.
– Этого не может быть, – покачал он головой, ошеломленно глядя на скворечник. Тут же стрельнуло хлесткой болью запястье, и он перевел взор на царапину. Она увеличилась, чуть припухнув, и Макс выматерился сквозь зубы.
«Я сожгу дерево, – ожесточенно подумал он, хлопая себя по карманам в поисках зажигалки. – Я…»
Макс вздрогнул, услышав, как из скворечника донеслось хриплое хихиканье. Он обхватил голову руками, стиснув виски, изо всех сил пытаясь привести мысли в порядок.
«Это сон. Продолжение сна».
Внутри птичьего дома послышалась возня, будто кто-то неуклюже пытался пробраться к летку и вылезти наружу.
Макс снова посмотрел на руку, чувствуя, как его захлестывает неконтролируемое бешенство. Черное, слепое, исступленное бешенство, когда хочется рвать в клочья и уничтожать все, что шевелится. В два прыжка оказавшись у скворечника, он погрузил внутрь руку.
– Я вытащу тебя и сожру живьем, – прохрипел Макс. Пальцы наткнулись на что-то твердое, костистое, и в сознании мгновенно вспыхнул образ жесткой шкуры какой-то рептилии, вроде ящерицы или крокодила. На ощупь «оно» было холодным и сухим. Через секунду пальцы парня неожиданно сдавило, словно тисками, и Макс взвыл от раздирающей боли. Он рванул руку обратно, но конечность словно намертво приклеили внутри жуткого скворечника. Лицо парня побагровело от боли и напряжения, он хрипел, судорожно дергая рукой, но все попытки освободиться были бесполезны. Более того, в какой-то ужасный момент до Макса стало доходить, что его рука мало-помалу начинает втягиваться внутрь кошмарного капкана. Еще немного, и она скрылась уже по локоть. Внутри слышалось жадное чавканье и хруст перемалываемых костей.
Скворечник пожирал его.
Однако вместо крови из трещин и разломов потекла клейкая масса, напоминая белесый кисель. Сползая по доскам, густая жидкость тягуче капала дымящимися каплями, оставляя на траве черные выжженные пятна.
«Он переваривает меня».
Эта мысль всплыла в затуманенном мозгу, словно пузырек воздуха в стакане с газировкой.
Руку втянуло в скворечник почти по плечо, и вскоре теряющий сознание Макс почувствовал, как его ноги отделяются от земли.
На черных от времени и непогоды досках птичьего дома стали выпячиваться округлости, постепенно приобретая формы голов животных и птиц. Они лениво пульсировали, надуваясь и сдуваясь, как пузыри в кипящем молоке, но Макс, находящийся в полуобморочном состоянии, все же смог угадать своих жертв в некоторых из них…
Он уже не хрипел, а лишь едва слышно стонал, мысленно моля о смерти. Наконец его побагровевшее лицо оказалось напротив летка. Края отверстия, расширяясь, поползли в стороны, и истерзанное тело Макса неумолимо затаскивало все дальше и дальше в утробу скворечника.
– Макс! Максик, проснись!