Это было пугающее открытие.
Я медленно повернулась, обвела взглядом зал в башне – но Томас уже ушел. Печаль кольнула меня прежде, чем я успела ее заглушить. Я должна научиться не смотреть на него в поисках поддержки и утешения, которых он все равно не может дать.
Князь перегнулся через перила, так сжав кулаки, что костяшки побелели.
– У него есть на шее отметины от стригоя?
– Что? – переспросила я. Я хорошо расслышала вопрос, но не поняла его, так он был нелеп. Я наклонилась и повернула голову Вильгельма набок. Две маленькие дырочки с корочкой засохшей крови.
Я провела рукой по своим заплетенным волосам, напрочь позабыв про то, что я только что вскрывала грудную клетку. Должно существовать какое-то объяснение помимо нападения вампира. Стригои и приколичи – это вымысел; с точки зрения науки их существование невозможно, каким бы местным фольклором ни потчевал нас профессор Раду.
Я повела плечами, давая себе позволение отправить эмоции под замок. Пора позаимствовать у Томаса его метод рассуждений. Если Вильгельма не кусал ни оборотень, ни вампир, то что же тогда произошло? Я мысленно перебрала несколько возможных вариантов. Должно существовать какое-то разумное объяснение появления этих двух дырочек у него на шее.
Молодые люди не падают замертво и не теряют кровь по естественным причинам, и я не понимала, какое живое существо могло оставить эти… следы от укуса. Я покачала головой. Да, это действительно следы укуса. Я почувствовала приближение истерики. Никакое животное не могло нанести эту рану. Она слишком аккуратная. Слишком чистая. Зубы не входят в плоть так аккуратно.
Нападение животного было бы грубым и оставило бы множество следов на теле – ссадины, сломанные ногти, царапины. На руках остались бы раны от попыток обороняться – дядя указывал на подобное в тех случаях, когда имела место драка. Остались бы синяки.
Вампиры не более реальны, чем ночной кошмар. Потом меня осенило.
Эти раны могли быть оставлены инструментами гробовщика. Но я толком не знала, какими способами гробовщики удаляют кровь.
– Есть ли отметины стригоя у него на шее? – с нетерпением повторил свой вопрос Николае. Я совсем забыла о нем. Но кроме нетерпения в его голосе звучало кое-что еще. Некий привкус опасения. Или даже страх. Интересно, знает ли он, что среди крестьян ходят слухи о том, что его предок-вампир встал из могилы и жаждет крови?
Мне так и представился заголовок в газете: «Бессмертный князь вернулся?» Неужели крестьяне втайне тосковали по своему бессмертному князю? Неужели кто-то из них зашел настолько далеко, чтобы инсценировать эту смерть, обескровить тело и выставить его напоказ? Я не завидовала сейчас Николае. Кто-то хотел, чтобы люди поверили, что Вильгельма убил вампир. И не просто вампир, а, возможно, самый кровожадный из них всех.
Не поднимая взгляда, я кивком ответила на вопрос князя. Это было едва заметное движение, но его хватило. Я понятия не имела, как подступиться к решению этой загадки. Как можно было обескровить тело так, чтобы никто этого не заметил?
Мы пробыли в селении примерно с час. Этого времени вряд ли достаточно. Но что, если его все же достаточно для опытной руки? Я понятия не имела, сколько на самом деле это занимает времени.
По анатомическому театру побежали шепотки, и несколько человек двинулись к сцене, туда, где стояла я. Я выпрямилась, и по спине у меня побежали мурашки.
Похоже, крестьяне не одиноки в своих суевериях. Похоже, некоторые мои соученики тоже убеждены в том, что Влад Дракула все-таки жив.
«Дорогая моя Лиза!
Как ты отмечала, и уже не раз – не то чтобы я вела этому счет, – твои познания в вопросах… деликатных намного превосходят мои. Особенно когда речь идет о менее прекрасном поле. (Конечно же, я шучу!)
Попросту говоря, я опасаюсь, что уязвила мистера Крессуэлла таким образом, с каким нелегко будет справиться даже его браваде. Просто… он меня довел! Он был безупречным джентльменом, а это само по себе интригует, и бесит одновременно. Иногда я была уверена, что мы будем жить счастливо, как королева с ее возлюбленным принцем Альбертом. А иногда, клянусь, я чувствовала, как мою независимость вырывают у меня из рук – так настойчиво он принимался опекать меня.