Ты создана для этого

22
18
20
22
24
26
28
30

Сидя на стуле, я почувствовала, как закостенело мое тело. Наклонилась вперед и вытянула ноги. Услышала хруст суставов, почувствовала боль в давно не тренированных мышцах. Я посмотрела в направлении леса. Знакомая дорожка. Не была там с того дня. Допила кофе и быстро вошла в дом, чтобы переодеться в костюм для бега.

Я медленно побрела к лесу, не будучи уверенной, что мне действительно было это нужно. Я шла и останавливалась. Шла и останавливалась.

Теперь я свободная женщина, говорила я себе, но единственным моим чувством было чувство вины.

Выйдя на тропинку, я обернулась и посмотрела на наши дома.

Слева стоял дом Эльзы и Карла, справа – наш с Сэмом. Красивые и аккуратные, отсюда они смотрелись как две фотографии, вставленные в рамку. Из их окон можно наблюдать, что происходит в заповеднике.

Я продолжала идти, постоянно оглядываясь назад. У меня было странное ощущение того, что я иду без коляски. Без ребенка. У меня его больше нет.

Когда подошла к поляне, на меня с новой силой нахлынула боль утраты. Я снова испытала ужас того дня. Безысходное отчаяние, оттого что он ушел навсегда. Страх, что обнаружится моя тайна. И она все-таки открылась. Думаю, я получила по заслугам.

Хотя, наверное, не сполна. Возможно, это только начало.

Сине-белая полицейская лента, которой огородили поляну, была разорвана и выброшена. Несколько клочков прилипло ко входу в хижину. Я подошла и толкнула дверь. Она открылась. Я зашла вовнутрь. Хижина была крошечной, повсюду пыль, никакой мебели, кроме деревянной скамьи, которая, вероятно, служила кроватью и столом, а сейчас – полкой, на которой стояли консервные банки, эмалированная миска и тарелка. Не совсем подходящее место для любовного гнездышка подростков.

Я подошла к окну и выглянула наружу. Поляна, деревья. С правой стороны – большой камень, слева – высокое толстое дерево, за которым легко спрятаться, чтобы наблюдать и выжидать. Думаю, что там кто-то стоял и следил за мной. Я почувствовала, как внутри меня все сжалось в комок. «А ты оставляла его одного».

«Подобные преступления обычно совершаются кем-то близким, кем-то из членов семьи», – сказала тогда детектив Бергстром.

Кто-то из близких мне людей захотел сделать мне больно.

Забрать то, что мне принадлежало.

Наказать меня.

Подруги. Сестры. Две половинки одного целого.

Из окна я смотрела на то место, где умер мой ребенок. Его задушили. Его собственным одеялом, которое накинули ему на лицо, положили ладонь на рот и держали до тех пор, пока он не мог больше дышать. Голубым одеялом. Такого же цвета была маленькая рыбка – принт на его одежде. Такого же цвета было его лицо, когда я его нашла.

Его голова была туго спелената. Именно так акушерки учат нас пеленать новорожденных в родильном доме. Так, чтобы младенец чувствовал себя в безопасности, знал, что ему нечего бояться в мире, в котором он появился из лона матери. Чтобы он чувствовал только любовь. Только любовь.

Но ты хотела его смерти. Хотела, чтобы он вообще никогда не существовал.

Его лицо, глаза, которые смотрели на тебя, угрожая выдать все твои секреты. Я собиралась все исправить.

«Я знаю», – написал мне Кристофер.