Анника встала за плечом Гуннель, и та принялась медленно вслух читать письмо без подписи.
Гуннель опустила письмо:
— И что это значит?
Анника неуверенно качнула головой.
— Не знаю, — сказала она. — Вы не сохранили конверт?
— Он наверняка лежит там же, в камине.
Они порылись под рекламными буклетами и нашли его, обычный шведский конверт с почтовой маркой, на которой был изображен хоккеист. Письмо адресовано семье Сандстрем, отправлено из Упсалы днем раньше.
— Вы не положите письмо на стол, чтобы я смогла его скопировать?
В глазах Гуннель промелькнул испуг.
— Зачем? Вы думаете, что это опасное письмо?
Анника посмотрела на женщину, на ее седые пряди, на пухлые щеки, на вязаную колючую кофту, на согбенную спину, и ее пронзило острое чувство сострадания.
— Нет, — ответила она и попыталась улыбнуться. — Я так не считаю, но думаю, что вам все же надо рассказать об этом письме полиции.
Анника скопировала письмо, лежавшее на кухонном столе. Буквы были мелкие, ровные и круглые, слова симметрично расположены на странице. Каждая строка отделялась от другой широким интервалом для большей разборчивости. Край листка был зубчатым, и Анника поняла, что его вырвали из блокнота. Она хотела было потрогать уголок, чтобы оценить качество бумаги, но потом передумала.
— Вы хотите что-то написать о Курте в газете? — спросила Гуннель Сандстрем, встав рядом с Анникой.
— Не знаю, — ответила та, — может быть. Если да, то я обязательно позвоню перед выходом номера.
Она подала женщине руку.
— Есть ли люди, которые готовы протянуть вам руку? — спросила она.
Гуннель кивнула:
— У нас есть сын и две дочери. Они приедут сегодня ко мне вместе с семьями.