Призраки глубин

22
18
20
22
24
26
28
30

Громила уселся за стол и принялся быстро забрасывать в свой широкий рот еду, словно опасаясь, что кто-то ее отберет. Эта черта мореплавателей всегда немного раздражала меня – они все делали наспех, постоянно торопясь. Даже кофе капитан пил залпом, что, по моему мнению, являлось непростительным смертным грехом.

– Он мне не друг, я уже устал повторять это… Ты бы не мог завтракать немного помедленнее? – не удержался я.

– Опытный моряк должен успеть отправить стряпню в свое брюхо прежде, чем по морю прокатится третья волна, – гордо возразил он, с глухим звуком постучав себя по животу. – Это ты обидел инспектора?

– Вовсе нет, – поморщился я. – Просто толстяк умудрился рассориться со своей благоверной.

Херес почесал за ухом, а затем передернул плечами, как будто намекая на никчемность подобных мирских проблем. И ему, и мне было невдомек, что такое полноценная ячейка общества, ведь нас никто не ждал по вечерам с распростертыми объятиями под уютной крышей дома, не подтыкал одеяло под спину в холодные ночи и не делил надвое невзгоды и радости будней. Когда ты всю жизнь был чего-то лишен, мозг учится блокировать эту потребность. Семейные склоки и раздоры всегда представлялись мне чем-то пустым и даже примитивным. Наверное, капитан «Тихой Марии» думал об этом примерно то же самое.

Хотя сейчас смысл его существования озарился новым светом – найденная девочка явно преобразила верзилу и вдохнула в него новые силы. Не зря он так искрился, словно начищенный самовар, а его привычно растрепанные свинцовые кудри, зачесанные назад, аккуратно спадали на лопатки. Краем уха я уловил беглый разговор дряхлеца и своего спутника – девочке постелили неподалеку от кухни, в маленькой комнатке с белоснежным диваном. Сейчас она мирно отсыпалась после всех перенесенных тягот, и моряк строго-настрого запретил мешать отдыху ребенка.

Барри оказался передо мной внезапно, размахивая пухлым свертком. С нескрываемой досадой я развернул его, вытащив наружу из хрустящей бумаги безразмерный свитер и что-то, напоминающее кальсоны.

– Господи, неужели у человека может быть такой размер одежды? – ужаснулся я, натянув шерстяную кофту поверх рубашки.

Рукава свитера печально свисали вниз, зато его подол едва доставал до середины моего живота, безвольно болтаясь, словно балахон. В одеяния Барри можно было втиснуть, по меньшей мере, троих, а то и четверых тощих детективов. От кальсон я сразу же отказался, решив про себя, что уж лучше лишусь обмороженных ног.

Когда я все же кое-как обуздал растянутую одежду и смог втиснуться в ней в свой любимый плащ, на часах уже близился полдень. Громила-моряк и толстый полицейский топтались неподалеку от меня, подворовывая сладости из большой конфетницы, стоящей у выхода.

– Нам пора отправляться на кладбище, – мрачно произнес я. – Не хотелось портить вам аппетит за завтраком, но…

Я выудил из кармана смятый листок и протянул его сначала Хересу, а затем – и Барри. Капитан сразу понял, что к чему, а потому заметно поник. Инспектор же интуитивно догадывался о чем-то, но явно недопонимал всего происходящего, благоразумно помалкивая и теряясь в смутных предположениях.

Еще рано утром дряхлец поведал мне, что вдова не станет затягивать с погребением, предпочитая поскорее похоронить мужа-самоубийцу. Я не слишком волновался о последней воле покойного, но что-то внутри заставляло меня отправиться в это бездыханное, мертвое место. Мне даже чудилось, что меня уже там давно ждут.

Мои спутники молчаливо следовали по пятам, столь же беззвучно уселись в потрепанную машину и следовали в ней, пока я выворачивал с улочки, одновременно борясь с постоянно выползающими из-под рукавов плаща шерстяными манжетами огромного свитера.

До островного кладбища было не так уж далеко, но нам пришлось сделать непредвиденную остановку на полпути. Там, где мощеная дорога обрывалась, перетекая в грунтовую насыпь, я заметил что-то на пути. Я припарковался у обочины и вышел из автомобиля. Повсюду на шоссе валялись мертвые птицы. Я бы мог насчитать сотню окоченевших пернатых, а может даже и больше, если бы задался такой целью. Птицы лежали на дороге в одной и той же позе, как будто разом свалились с неба.

– Господь мой…

Я услыхал за своей спиной хриплый голос Хереса, а через секунду возник и он сам, брезгливо перекрестившись. Толстяк тоже вывалился из машины на улицу и теперь бесполезно топтался неподалеку, испуганно косясь на обледенелых пернатых. Их черные крылья ярко контрастировали с белоснежным снегом, застилавшим дорожное полотно.

– Прямо как тогда, помнишь… Жуть! – проговорил Барри.

– Да… И правда отдаленно похоже на Короля голубей, – согласился я, все еще разглядывая унылый заснеженный пейзаж.

– О чем это вы толкуете? – прогремел голос капитана справа от моей головы.